"Юрий Буйда. Беспричинный человек (рассказы)" - читать интересную книгу автора

Мы валялись в высокой траве, дымили дешевым табаком и ждали, когда к Максу
прибежит Магилена, - ее голубое платье, ее голубые банты, ярко-пшеничные
волосы, ее ослепительно белая кудлатая собачка вспыхивали за деревьями,
мчались, нарастали, заполоняли сад, словно сюда врывалась взрывающаяся на
ходу комета... Мы обменивались иронично-скептическими репликами, боясь
признаться себе, что она - прекрасна. Вкусны ли были яблоки - не помню, а
вот ощущения света, блеска, яркости, сияния, связанные с Магиленой, живы и
сильны до сих пор.
Сумасшедший Тихий Коля ходил за нею хвостом, по обыкновению жалко
улыбаясь и всегда - наготове - с золотым яблоком в руке, густо поросшей
рыжим волосом. С яблоком для Магилены. Если вдруг захочет. Над ним, конечно,
издевались - он не обращал на это внимания. Когда она (мы жили по соседству)
дразнила меня, плюхаясь тяжелой мякотью ягодиц на мои колени и требуя, чтобы
я держал ее крепче, крепче, еще крепче, не то она упадет, черт возьми, -
Тихий Коля подглядывал за нами в щелку, прячась за забором, сжимая золотой
плод в ржавой руке с такой силой, что между пальцами проступали клочья
яблочной кожуры.
Она умерла не достигнув двенадцати. Утонула. Ее хоронили в голубом
платье, с голубыми бантами в ярко-пшеничных волосах.
Умиленные старухи еще долго рассказывали историю об ослепительно белой
собачке, которая тайком от хозяев бегала на кладбище - повыть на могиле
прекрасной Магилены. Мне снилась кукла, похороненная вместо девочки, -
ночами она вдруг вскидывалась в гробу и норовила укусить меня.
Смерть являлась мне во всем своем блеске и ужасе.
Сперва мне казалось, что она прячется за дверью, с поразительным
искусством нарисованной в углу моей комнаты. Почему вдруг неведомому
художнику взбрело в голову написать в углу комнаты чуть приоткрытую дверь, к
которой я приникал чуть ни каждую ночь, пытаясь расслышать какие-то голоса,
звуки, шепоты, шорохи, - о Господи, эта дверь! Мне так и не удалось открыть
ее в своих снах, хотя теперь я, кажется, догадываюсь, кого мне предстоит там
встретить.
Когда родители покидали дом, где я вырос, вдруг обнаружилось, что
крыльцо имеет не четыре, как я всегда думал, а три ступеньки. Три. Но до сих
пор, пытаясь в сновидениях вернуться в родительский дом, я спотыкаюсь - о
четвертую ступеньку.
Кажется, Аристотель ввел в эстетику понятие tа gеnоmа - так и было, то
есть было именно так, а не иначе, - понятие, до сих пор смущающее тех, кто в
поисках гармонии факта и вымысла балансирует между игрой ума и памятью
сердца. Иногда я с обескураживающей ясностью понимаю: был Макс, была
Магилена, был Тихий Коля, сраженный любовью у моих ног, - а вот яблока,
возможно, и не было. Я не уверен. Или все же было? Ведь без него не было бы
этой истории...
Мне много раз доводилось видеть похороны и даже участвовать в
похоронных процессиях. Мимо нашего дома на Семерке плыла, покачиваясь на
выбоинах в краснокирпичной мостовой, выкрашенная черным лаком полуторка с
откинутыми бортами, в кузове которой на блестящих еловых лапах и охапках
пахучей туи стоял обтянутый ситцем гроб, - за машиной брели родные и
близкие, в спины которым дышали полупьяные музыканты во главе с Шопеном,
Вагнером и Чекушкой, выдувавшим из своей мятой трубы божественно печальные
звуки...