"Юрий Буйда. Сумма одиночества" - читать интересную книгу автора

как выглядел до операции. Хирурги сложили его лицо из кусочков обожженной
кожи, наложив семнадцать швов. "Чудо, что глаза целы,- сказал врач.- И
ходить будешь, хоть и через запятую. Ты в рубашке родился, парень".
Спустя несколько месяцев сержанта выписали из больницы и
демобилизовали. Была весна сорок шестого года. С чемоданом в руках парень
спрыгнул на разъезде и, с трудом переставляя больные ноги, побрел по
лесной дороге, которая часа через два привела его в деревню. Бездетная
супружеская пара - хромой старик и опрятная нестарая женщина - пустила его
на ночлег. К ужину солдат достал из чемодана тушенку и бутылку водки.
Выпив, показал, что везет с собой в подарок родителям: несколько наручных
часов, мужской костюм, консервы... Ночью он упредил старика,
подобравшегося к нему с топором, и убил его ударом ножа. А потом навалился
на полумертвую от страха женщину. Утром она стала ласково целовать его
искореженное лицо, и он понял, что лучшей доли ему не нужно. Он смутно
помнил, что, если идти по лесной дороге, можно добраться до родительского
дома, но женщина сказала, что каратели сожгли все окрестные деревни. Он
подарил ей золотые часы и кусок красивой ткани на платье, угостил тушенкой
и водкой и снова привлек к себе. От хорошей еды, выпивки и мужской ласки
она расцвела. Дня три они прожили как в угаре (она не проронила ни слова,
когда солдат закопал тело ее мужа на задах огорода). Наконец он взялся за
хозяйство, вспоминая, что такое топор и вилы.
Утром женщина истопила баню. Когда парень повернулся к ней спиной, она
с ужасом уставилась на родинку в форме кленового листа, которую, когда он
был маленький, так часто целовала. Парень обернулся, и она машинально
прикрыла руками свои красивые полные груди. "Ты мой сын,- сказала она.- А
он был твоим отцом. Неужели ты нас забыл?" Он покачал головой, недоверчиво
глядя на нее.
Стоя к нему спиной, она торопливо надела бедное белье, сколола булавкой
кофту-самовязку и бросилась в избу. Солдат с досадой посмотрел на свои
опухшие ноги и стал одеваться.



Войдя в избу, он сразу увидел ее. Перевел взгляд на красный угол:
лампадка была потушена, а иконку, прежде чем сунуть голову в петлю,
женщина аккуратно задернула занавеской. Только тут до него дошло: она не
лгала. Похоронив ее рядом с мужем, парень ослепил себя булавкой, которой
она скалывала свою кофтенку, и отправился бродить по великой Руси, прося
подаяние и рассказывая о своей жизни...
Эту историю поведал завсегдатаям Красной столовой огромный слепой
старик в долгополом черном пальто, застегнутом на четыре пуговицы и одну
булавку. Никто не знал, откуда он взялся.
- Вранье,- предположил Колька Урблюд.
- Слепые не врут,- возразила Феня.
Старик не был похож на человека, который хотя бы краем уха слыхал об
Эдипе, Лае и Иокасте или читал Софокла. Но больше всего меня (много лет
спустя)
поразили две детали из его рассказа: булавка и опухшие ноги. Узнав, что
богами ему суждено погибнуть от руки сына, Лай велел Иокасте бросить
младенца в лесу, проколов ему булавкой сухожилия. Приемный отец Полиб дал