"Роберт Бюттнер. Удел сироты ("Сироты" #2) " - читать интересную книгу автора

ошибка. "Искусственный интеллект не может ошибиться во время приземления", -
так думали они. Плоская лавовая равнина, которую астрономы разглядели с
расстояния в несколько миллионов километров, оказалась не идеальной
посадочной площадкой, как считали Лучшие умы Земли, а морем вулканической
пыли, глубоким, как земной океан. Наши ребята, а многие из них были старше
меня, умерли, не подозревая о своей судьбе, точно так же как те кто
последовал за ними на посадочных модулях.
Кто-то сказал, что война - машина по производству сирот, а солдаты
сражаются для того, чтобы их семьи остались в живых. Эта битва тоже
произвела своего рода отбора, ведь в экспедиционный корпус отбирали только
тех, чьи семьи уничтожили слизни , то есть круглых сирот.
А сама битва осиротила меня во второй раз.
Оставшийся путь до основания нашей базы я проделал осторожно, и вовсе
не из-за того, что боялся упасть в зыбучую пыль.
Я боялся встретиться с теми, кому суждено остаться на Ганимеде. Мой
невысказанный страх мог показаться достойным анекдота.
Через десять минут я уже пробирался вдоль борта каркаса Боевого корабля
номер один КСООН. Его поверхностное покрытие превратилось в уголь во время
торможения в атмосфере. На судно можно было пробраться, хотя оно погрузилось
в пыль как минимум на полметра.
Я никогда не был знаком ни с одним вторым пилотом. Да, судя по всему,
мне больше и не суждено никогда познакомиться с кем-то из пилотов.
Присцилла Урсула Харт - мы звали ее Пух - была ростом не более метра
шестидесяти, даже когда задрав нос расхаживала из стороны в сторону. Тот
пилот, который неофициально считался вторым в мире, мог ходить, задрав
голову.
Так что среди тех камней, где мы ее нашли, мы вырубили могилку,
маленькую, как для ребенка, если сравнивать с братской могилой для
остальных. До того, как мы прибыли сюда, мы все были как дети. Иногда
кажется, мы те, кому никогда не суждено стать счастливыми.
Сорвав рукавицу, я прикоснулся пальцами к камням, таким холодным, что
это прикосновение обожгло мне руку. Но я не отдернул ее. А когда я убрал
руку, то понял, что навсегда покинул ее, навсегда покинул всех этих людей. Я
вновь остался один. Худшая вещь для сироты - оказаться в одиночестве.
- Пух, почему? Почему ты умерла? Почему не я?
Я залез за пазуху, дотянулся до медных нашивок - знаков различия,
отодрал их и положил звезды на ее могилу. Это Пух была генералом. Не я.
Никогда нигде специально я не оставлял своих вещей, а теперь оставил. Так
что будем считать она не одна. Я не мог оставить ей кольцо, потому что у
меня не было кольца. Да она отвергла бы мое кольцо, ведь наша жизнь и гроша
ломанного не стоит. Пух превратилась бы во вдову, стоило мне выкинуть
что-нибудь благородное, глупое и умереть.
Склонившись над ее могилой, я вволю нарыдался.
Когда я утер сопли, на краем кратера виднелся лишь самый краешек
солнца. Я попытался натянуть рукавицу на занемевшие пальцы. Интересно,
сколько времени я тут на самом деле простоял?
Только потом мне пришло в голову, что пилот Космического флота должен
думать о том, как защитить свой модуль и команду, а не о том, что оставит на
Ганимеде солдата, находящегося в самовольной отлучке, не важно какой у него
ранг. Может, я и в самом деле ошибался, считая, что последний челнок будет