"Лидия Будогоская. Повесть о фонаре" - читать интересную книгу автора

открывает дверь на кухню.
На кухне топится плита. Пол только что вымыт - еще сырой. Парно, жарко.
Мать Миронова и Горчица сидят за столом. На столе кастрюля с горячими
щами, сковородка жареного картофеля, молочная каша.
- Пришел? - спрашивает Горчица.
Миронов кидает шапку, сбрасывает жар-жакет - и скорей руки мыть.
Плеснул в таз воды из полного ведра, засучил рукава.
- Когда умываться, так полный таз наливаешь, - говорит мать, - а хоть
бы раз собрался воды принести. У Соколовых ребята маленькие, а носят.
- Принесу, - бурчит Миронов, - дайте поесть сначала.
Жестким полотенцем вытирает он руки и садится к столу.
Мать наклонилась к тарелке, быстро хлебает щи, ложку за ложкой.
А Горчица ест нехотя, подносит ко рту собственную серебряную ложку и
дует.
- Вот вырастили каланчу этакую, - говорит она, поглядывая на
Миронова, - а никакой от него радости, одно беспокойство.
Голос у тетки Миронова густой, низкий, как у мужчины. Прозвали ее на
Гражданской улице Горчицей, и крепко пристало к ней это прозвание. Миронов
хоть и называет ее в глаза тетя Саша, а сам про себя всегда думает: Горчица.
Кончили есть щи. Принялись за второе.
Мать раскладывает по тарелкам картошку и спрашивает:
- В школе был или по улицам гонял?
- В школе, - отвечает Миронов. - У нас там новая учительница.
- Как? А Софья Федоровна где?
- Верно, уволили, - отзывается басом Горчица.
- Она старинная учительница, - говорит мать, - она еще в прогимназии
учила.
- Ну вот, за то и уволили. И уж, конечно, какую-нибудь комсомолку
взяли, - гудит Горчица.
- Раньше из одной школы уволили, - говорит мать, - а вот теперь из
другой. И куда она, несчастная, денется!
- И жить не дают, и не умерщвляют, - басит Горчица.
Мать покачала головой.
- По правде сказать, не очень-то она годится в учительницы. В голове у
нее что-то повредилось.
- От тяжелой жизни, не перенесла революции, - бухает Горчица.
И все умолкают до конца обеда.

Как только встали из-за стола. Миронов схватил пустое ведро и как был,
без шапки и без жакета, выбежал за ворота.
На улице он остановился на минутку, вдохнул полной грудью прохладный и
свежий воздух и побежал с бугров вниз, на андреевский двор.
Это широкий мощеный двор. Дом в два этажа - выше его нет на всей
Гражданской улице. Со всех сторон облеплен он разной высоты пристройками и
крылечками, весь набит жильцами. И никак не запомнить, у кого какое
крылечко, кто в какую дверь входит и выходит.
Перед самым большим крыльцом врыта в землю железная колонка с ручкой и
краном. Если раскачать ручку как следует, из крана потечет вода.
По двору носятся андреевские ребята - катают обручи, обстреливают из
рогаток крыши сараев. Маня Карасева стоит у колодца. Ватное пальтишко ее