"Сергей Буданцев. Мятеж (роман)" - читать интересную книгу автора

Паровоз аппетитно палил:
рев рек, скреп скрежетанье, дрожь: не то брань, не то свист под
клинькающим буфером; визжа, занывала сталь, кроша и крошась; саповатые
ахали вестингаузы; при всем этом взвивался и мгновенно зимовал белый ка-
ракульчевый пар: воспалялся и дыхал паровоз, паля шерстяную мякоть ноги,
лезшей и льнувшей всеми шерстинами в ноздри, в глаза, во все поры поез-
да, дробясь о горящие стекла; тарарахнув, барабахал, запахивая белой
мглой черное полотно, змеевидный звонкий состав. Чудовище жрало телег-
рафные столбы и стрелки, знобили рельсы; в вагоне от быстрого лета кача-
ло внутренности и мозги писавшего.
"Много из того, что я сейчас пишу тебе, в формулировках принадлежит
Северову: мы с ним так сжились, что он стал, по справедливости, моим
"речевым аппаратом", я так его и зову. Я работаю, как ирод, оглашенно,
едва успеваешь думать.
И вот, едва успеешь подумать, а Юрий уже тут как тут: формулирует. За
это его и держу в своем штабе, он у меня вроде моего помощника. Впрочем,
и на отдельные эпизодические поручения он незаменим; ему я обязан лучши-
ми маневрами своих партизан в тылу у немцев, на Украйне. Но он совершен-
но разрушенный человек, сгорает. Утром он невменяем совершенно и может
наделать глупостей. Аридовы веки Северов не проживет и в самом ближайшем
будущем попадет в сумасшедший дом.
"Снаряд" его пробовали прятать, отнимать, это ни к чему не приводит,
а раз привело даже к скандалу, когда он чуть не разгромил артиллерией
губернский город, наложив на Совет контрибуцию с первым требованием
представить ему пятьдесят шприцев и две тысячи ампул морфия!! Десять
миллионов, которые он кстати потребовал от непокорного Совета (не давали
фуража для его отряда), доставить оказалось легче, чем его проклятое
снадобье и "снаряды", а все это потому, что Силаевский некий, командир
полка, решил исправить своего начальника и отучить его от наркотики. Де-
ло дошло до Центра, и я сам улаживал недоразумение.
Но жить без него мне было бы трудно, мне пришлось бы больше думать и
потерять работоспособность за этим занятьем; Северов работает в свобод-
ное от размышлений время".
Качало внутренности писавшего: салон, вагон был прицеплен к хвосту.
За окнами, с нитяными сединами бившего дождя, клубилась темь, клубилась,
липла, и, прилипая, высасывала внутренности: свет отражался в вогнутых и
плоских стеклах и погибал в темноте. Когда писавший подошел к пружинив-
шей задней стене, где почти било от движения, - он увидел разбросанные
по насыпи звезды: желтые, зеленые, красные. Под полом заляскали какие-то
цепи, замотало сильнее и вдруг пошатнуло вперед за движеньем поезда так,
что пришлось переступить; сбивало с ног: экстренный поезд тормозил, под-
ходя к станции. Он мягко влип в молочную мглу, под теплый дебаркадер:

ВОРОНЕЖ.

Взглянул на часы, было двенадцать с четвертью.
Позвонил.
- В чем дело, Григоров? Почему мы стоим уже двадцать минут?
- Не могу знать, товарищ Калабухов.