"Энтони Бучер. Поиски Святого Аквина" - читать интересную книгу автора

вином на себя, а потом подумал: "Как хорошо, что церковные
одеяния запрещены! Никто не узнает о позоре, постигшем
священнослужителя". Или о том, как он сначала вслушивался в
довольно фривольный текст "Скафандра на двоих", а затем,
перекрыв пение своим зычным голосом, принялся декламировать
отрывки из Песни Песней на латыни.
Один такой фрагмент воспоминаний так и остался для него
загадкой. Было ли это в действительности, или ему
пригрезилось, но он почему-то помнил аромат мягких губ и
волнующую податливость марсианско-американской плоти в его
руке. При всем своем желании Фома не мог сказать с
уверенностью, помнит ли он реальные события или вызванную
Астартой и одурманившую его фантазию.
Точно так же Фома не помнил, какой из его тайных знаков,
адресованных посетителям таверны, был выполнен столь открыто
и неуклюже, что кто-то вдруг радостно заорал: "Боже, и
здесь эти проклятые христианские собаки!" Он еще подумал
тогда с удивлением, что даже люди, менее всего склонные
верить в Бога, выражают свои резкие чувства, обращаясь ко
Всевышнему... А потом началась пытка.
Фома не помнил, касались ли его губ мягкие губы, но
насчет кулаков никаких сомнений у него не было. Он не
помнил, в самом ли деле его пальцы ласкали женскую грудь, но
то, что по ним топтались каблуками, память сохранила
отлично. Он хорошо запомнил лицо громко смеющегося
человека, который ударил его стулом и сломал ему два ребра.
Или другое лицо, залитое вином из занесенной над головой
бутылки, а потом отсветы свечей на самой бутылке, когда ее с
размаху опустили ему на голову...
После этого Фома помнил только канаву, утро и холод.
Холод особенно давал себя знать, потому что с него содрали
всю одежду, а кое-где ободрали и кожу. Он не мог даже
пошевельнуться - просто лежал и смотрел.
Смотрел и видел, как они проходят мимо. Те, с кем он
разговаривал днем раньше, вполне дружелюбные несколько часов
назад жители деревушки.
Замечая его взгляд, они тут же отворачивались. Прошла
мимо и женщина из таверны - та даже не посмотрела в его
сторону: она и так знала, что он в канаве.
Робосел куда-то запропастился. Фома пытался призвать его
мысленно, надеясь на пси-фактор, но безрезультатно.
Потом на дороге появился человек, которого Фома прежде не
видел. Этот ощупывал пальцами длинный ряд пуговиц на пальто
- одна большая и десять маленьких - и беззвучно шевелил
губами.
Человек посмотрел в сторону канавы, потом замер,
огляделся. В этот момент где-то совсем недалеко раздался
взрыв смеха, и христианин торопливо пошел дальше, набожно
перебирая четки.
Фома закрыл глаза.