"Джордж Бьюкенен. Мемуары дипломата " - читать интересную книгу автора

автономию для восстановленной Польши. В июле 1916 года ему удалось, несмотря
на противодействие его реакционных коллег, возглавляемых Штюрмером, добиться
поддержки такой политики со стороны императора. Согласно предложенному
Сазоновым плану, будущее польское правительство должно было состоять из
наместника, совета министров и двух палат и должно было пользоваться
полнотой власти во всех вопросах, за исключением армии, иностранных дел,
таможенного Дела, стратегических железных дорог и общих финансов, которые
должны были остаться прерогативой имперского правительства. Штюрмер,
находившийся в ставке, опасаясь, что он не получит большинства голосов в
совете министров, созванном императором для рассмотрения этого вопроса,
отсутствовал на нем под тем предлогом, что ему необходимо было возвратиться
в Петроград. 13 июля, когда Палеолог и я имели совещание с Нератовым,
товарищем министра иностранных дел, неожиданно появился Сазонов, только что
возвратившийся из ставки. Он торжествовал: он одержал победу и был
уполномочен императором составить манифест, провозглашающий автономию
Польши. Он сказал нам, что уезжает на короткое время в Финляндию для отдыха.
Однако Штюрмер только avait recule pour mieux sauter (отступил, чтобы лучше
прыгнуть). Он знал, что добьется лучшего успеха, если будет говорить с
императором с глазу на глаз, а не в совете министров, и с этой целью
возвратился в ставку. Тем временем он заручился поддержкой императрицы,
которая никогда не могла простить Сазонову того, что тот пытался
отсоветовать императору принять в свои руки верховное командование, написал
его величеству письмо с просьбой уволить в отставку Горемыкина, а также за
его хорошо известное нерасположение к Распутину.
Возвращаясь с поездки на острова около 10 ч. вечера 19 июля, я нашел в
посольстве ожидавшего меня товарища министра иностранных дел. Он заявил, что
пришел сообщить мне, что на следующий день в ставку должен быть послан для
подписи императору указ об отставке Сазонова, и что если никто не вмешается
в это дело, то для союзников могут проистечь весьма серьезные последствия,
так как Штюрмер наверняка займет место Сазонова. Я спросил Нератова, не
имеет ли его посещение целью побудить меня вмешаться, добавив, что так как
просить аудиенцию слишком поздно, то я совершенно не вижу, что бы я мог
сделать. Нератов возразил, что мое вмешательство в такого рода вопрос, равно
как и в вопрос о выборе императором министра иностранных дел, несомненно,
могло бы скомпрометировать мое положение, но что если ничего не будет
сделано, то назначение Штюрмера будет совершившимся фактом в течение 24
часов. После этого он меня оставил.
Обдумав этот вопрос, я телефонировал своим секретарям и отправил
следующую телеграмму императору, отосланную мною в шифрованном виде через
генерала Генбери Вильямса, нашего военного представителя в ставке:
"Ваше величество всегда разрешали мне говорить столь откровенно обо
всех вопросах, которые могут оказать прямое или косвенное влияние на
успешный ход войны и на заключение мирного договора, который обеспечил бы
мир от возобновления войны на будущие годы, что осмеливаюсь почтительнейше
обратиться к вашему величеству по вопросу, который, как я опасаюсь, может в
момент, подобный настоящему, значительно усилить трудности, стоящие перед
союзными правительствами. Поступая таким образом, я действую всецело по
своей собственной инициативе и под своей ответственностью, и я должен
умолять ваше величество простить меня за шаг, который, я знаю это, противен
всякому дипломатическому этикету.