"Джордж Бьюкенен. Мемуары дипломата " - читать интересную книгу автора

Среди многих царственных особ, с которыми мы часто встречались, будучи
в Кронберге, были герцог и герцогиня Спартанские (впоследствии король и
королева греческие) и князь Фридрих-Карл Гессенский с княгиней, которая,
подобно герцогине Спартанской, была дочерью императрицы Фредерики. Муж ее
был младшим братом великого герцога Гессенского, имя которого вызывает в
моей памяти случай, весьма типический для характера некоторых немцев. Принц
Уэльский поручил мне представлять его на крещении одного из детей княгини,
крестным отцом которого он был. В назначенный день я явился во дворец, где
должна была происходить церемония крещения. Присутствовало около сорока
человек. Зная немецкую аккуратность, я постарался быть представленным, как
мне казалось, всем без исключения. За завтраком герцог вступил со мной в
разговор. По окончании завтрака он спросил меня, люблю ли я охотиться. На
мой утвердительный ответ, он сказал: "Тогда приезжайте охотиться на фазанов
в декабре", не указав при этом определенного дня. В это время я случайно уже
решил взять отпуск в конце ноября. Сказав ему об этом, я выразил сожаление,
пытаясь объяснить невозможность последовать его приглашению. Как вдруг он
повернулся ко мне спиной со словами: "Можете отправляться к ч...". Я был,
естественно, несколько ошеломлен и, видя рядом господина, которого я принял
за его придворного конюшего, я подошел к нему, чтобы объясниться и
посетовать на происшедшее. Злой случайности угодно было, чтоб это лицо не
только не оказалось конюшим, но было единственным из всей компании, которому
я, по недосмотру, не был представлен. Оглядев меня с ног до головы, он
холодно прервал мои объяснения и заметил: "Сэр, обычно в Германии джентльмен
не беседует с другим, не будучи предварительно ему представленным третьим
джентльменом". Затем он тоже повернулся ко мне спиной. Я был совершенно
ошеломлен этим уроком немецкого приличия. Ко мне подошла, однако, фрейлина
княгини и сказала: "Г. Бьюкенен, я случайно слышала оба ваших разговора и
могу только сказать, что мне стыдно за моих соотечественников". Княгиня
потом прислала за мной и очень извинялась за случившееся.
Двор в Карлсруэ, к которому я также был аккредитован, представлял во
всех отношениях полную противоположность Дармштадтскому. В то время, как в
последнем этикет соблюдался скорее поневоле, чем из почтения, его в первом
проводили весьма сурово и доводили почти до степени искусства. На завтрак к
семье великого герцога надо было являться во фраке с черным галстуком; я
помню, как однажды, в день празднования семидесятилетия со дня рождения
великого герцога, мне пришлось с восьми часов утра пробыть до 7-ми вечера в
голубом мундире с желтыми пуговицами. Но больше всего утомляли бесконечные
приемы после обеда во дворце, когда приходилось стоять часа два - три на
ногах, пока великий герцог и великая герцогиня обходили гостей. Даже в своих
комнатах не оставляли вас в покое. Меня разбудил однажды в 8 часов утра
лакей от герцога с сообщением, что так как я без сомнения в 10 ч. 30 мин.
пойду в английскую церковь, то великая герцогиня распорядилась показать мне
в 10 часов близко от нее помещающуюся больницу. Это звучало приказанием и
выбора не было.
Нигде не было такой скуки, как в Карлсруэ. Город отражал невыносимую
тоску двора.
Не прибавило, разумеется, больше приятности то обстоятельство, что в
последние годы девятнадцатого века, особенно после начала войны в Южной
Африке, началось сильное антибританское движение в Германии, так что не
редкость было услышать весьма неприятные вещи об Англии. Великий герцог