"Буало-Нарсежак. Смерть сказала: может быть" - читать интересную книгу автора

"Сами увидите".
- Звонила девушка?
- Похоже, да.
- И что же она, собственно, сказала?
- О-о! Да то, что говорят они все... Что выдохлась... что ей уже никто
не способен помочь... Обычные слова, оправдывающие отчаяние!
- Тогда почему же она положила трубку?
Флешель долго раскуривал трубку. Его серые глаза скосились на телефон,
и он приподнял кустистые брови.
- Возможно, ей почудилось, что разговор кто-то подслушивает, -
предположил он. - Вы не можете себе даже представить, насколько они
подозрительны - как наркоманы.
- Она звонила из отеля?
- Наверняка.
Уверенность Флешеля раздражала Лоба.
- Возможно, у нее номер с телефоном. С этой точки зрения Ницца
благоустроеннее многих городов.
Ему тут же захотелось иначе построить свою нескладную фразу, которая
прозвучала строкой из туристического проспекта.
Он чувствовал себя перед Флешелем так, как офицер генштаба перед
солдатом с передовой. Да что он, собственно говоря, знал о самоубийцах?
Ведь он имел дело только с бездушными цифрами, статистическими данными,
процентами. Тогда как Флешель обладал боевым опытом.
- Так оно и бывает, - попросту сказал Флешель. - Те, кто звонит ночью,
почти всегда в нашем городе проездом. Они - самые обездоленные.
Представляете ли вы себе, мсье, гостиничный номер?
- Полагаю, что да, - обиделся Лоб. - Я много разъезжаю!
Флешель благодушно выдержал паузу, раскуривая трубку, которая все
время грозила погаснуть.
- Отель отелю рознь, - продолжал он. - Я веду речь не о таких, где
останавливаетесь вы.
- Это далеко не дворцы, - запротестовал Лоб.
- Я говорю о других... о тех, про которые вы и понятия не имеете...
Когда докатываешься до них, тогда только и начинаешь понимать, что такое
одиночество. И больше не хочешь жить. Как правило, мы тут бессильны. Они
звонят нам для проформы. На следующий день полиция ставит нас в
известность. Ведь нам интересно узнать, кто да что... Посмотрите, картотека
вон там.
Он указал концом трубки на шкаф светлого дерева. Лоб из любопытства
открыл его и увидел десятки аккуратно расставленных папок. Он вытащил одну:
"Ломбарди. Джина, 22 года".
Старательный, немного детский почерк, несомненно, принадлежал самому
Флешелю. В папке хранились вырезки из газет и заметки, сделанные от руки.
Лоб дал себе зарок все это проштудировать. Он обнаружил записку, подколотую
к оборотной стороне донесения, и прочел: "Всеми покинутая, я предпочитаю
уйти из жизни. Джина".
- Если нет родственников, - пояснил Флешель, - мы берем все бумаги,
письма себе - для архива. В конце концов, самоубийство - такая же болезнь,
как и любая другая. Может, в один прекрасный день кто-нибудь, изучая
архивные дела всех наших отделений, и откроет спасительное лекарство...