"Янка(Иван Антонович) Брыль. Смятение" - читать интересную книгу автора

грацией она отдавала "хамам" из достояния своей аристократической юности
только самые примитивные вальсы, польки и краковяки. В перерывах, раза два,
пока хлопцы его не урезонили, на рояле отдыхал, растянувшись, как на
отцовской печи, взмокший от танцев долговязый детина Макар Бохан, бывший
когда-то устронским пастушком. Уже совсем седой и, что кузнечные мехи,
пыхтящий толстяк, который снова назывался Яном Яновичем, тишком выпивал на
кухне с мужиками чарочку "московской", входил в покои и пускался в пляс. И в
польке и в обереке* он топтался один, как ученый медведь, с той только
разницей, что держал перед пузом сплетенные пальцы рук и, сутулясь, время от
времени ухал: "Гу-га! Гу-га!"
______________
* Оберек - польский народный танец.

Иногда выходил в круг и как бы нехотя, но с шляхетским фасоном
выламывался в вальсе презрительно молчавший Зигмусь.
И танцевал он по возможности только с Чесей.


4

Мартын Хомич был в свое время кавалером на все Углы и околицу. Леня
помнит его - гладкого здоровяка с георгином на шапке, за ремешком, в
сапогах-"дудках" с такими тугими голенищами, что, не разувшись, говорили, не
присесть бы даже в крайности. Мартын славно пел, плясал, веселил людей
острым словом. Зато до работы был не больно охоч. Родители померли один за
другим, и он, старший в семье, остался хозяином. Был еще брат, безропотный
работяга, и четыре сестры. С таким штатом можно было позволить себе и
кавалерское волокитство, и панский досуг. В случае нужды мог Мартын и
захворать. Натерев скипидаром руки и ноги - от мух, он после праздника спал
почти весь день, а вечером выходил на улицу, опять готовый петь и
отплясывать. Летом двадцатого года Красная Армия погнала легионеров
Пилсудского на запад, и, когда здесь, над Неманом, ненадолго снова
установилась советская власть, с Мартыном произошел необыкновенный случай...
Да что там говорить об угловском Хомиче! Такого не бывало, должно быть, с
тех пор, как свет стоит: к мужицкому сыну прислали сватов с панского
двора...
Росицкий не удирал из Устронья никуда - ни на восток от вильгельмовских
солдат, ни позже - на запад - от большевиков. А соседка его, пани
Струмиловская, не успела сбежать в Варшаву к сыну, и Советы застали ее в
милом Юзефове в окруженном лиственницами беленом доме. Со старой пани жила
ее единственная дочка, которую из-за военного лихолетья и неказистой
внешности не удалось выдать замуж. И вот, чтобы уцелеть, мамаша решила
сделать отчаянный ход дочерью: взять ей в мужья деревенского хлопца.
Сватовством занялась угловская Симониха, которая и в ту пору все еще терлась
возле панов. Коли уж брать в дом мужика, так хоть видного. Симониха
посоветовала Мартына. "Хлопец, ей-богу же, чисто панич, глянешь - воды
напьешься!.. Прихрамывает малость, так это не изъян, а ранили его на
николаевской войне. Пройдет со временем!.." Обе пани знали его и сами.
Молодая поревела немного и самоотверженно согласилась. Но тут - уж вовсе
неожиданно - получили от жениха "брысь!". Он захохотал и сказал Симонихе: