"Дуглас Брайан. Чудовище Боссонских топей (=Чудовище Южных Окраин) ("Конан") " - читать интересную книгу автора

они на пол-лица, а у наиболее выдающихся красавцев на три четверти
физиономии), но довольно выразительные. Запросто могут в дрожь вогнать,
причем не только меня, но и некоторых людей тоже, я сам видел. Они у Конана
ярко-синие, холодные.
Скитаясь по жарким странам, он так загорел, что сделался смуглым, и все
равно очевидна его принадлежность к белой расе. Но сам он ничего не имеет
против других рас. Я, например, точно знаю, что среди чернокожих у него
полно друзей. Он только пиктов ненавидит, но это потому, что он киммериец.
Киммерийцам на роду написано ненавидеть пиктов. Без этого они считают себя
неполноценными. Унаследованная от предков ненависть к пиктам для них так же
естественна, как выкрики "Кром!" по любому поводу.
Кром - это их киммерийский бог. Не слишком приятный бог, прямо скажем,
но хоть под ногами у людей не путается.
Его именем Конан и клянется, и призывает себе в помощь высшие силы
(хотя на самом деле полагается лишь на одного себя), и даже ругается.
Например: Кром! Опять ты, Кода, утащил куда-то мои сапоги! Я тебе сто раз
говорил, что они несъедобные!
В тот день он был страшно злой. Пробормотал что-то насчет
распустившейся нечисти, избалованной донельзя, и я сообразил, что он имеет в
виду меня. Я очень обиделся и даже решился было заплакать, но он ведь шел
впереди слез моих все равно бы не увидел.
Я Пустынный Кода, это нечто вроде гнома, если кому-то непонятно. Я
обитаю в безводной пустыне и терпеть не могу сырости. А эти Боссонские топи,
куда нас с ним занесло, представляют собой отвратительное мокрое место, к
тому же сплошь заросшее ядовитой крапивой выше человеческого роста. Людей
здесь мало, потому что такие жуткие условия жизни даже людям не по зубам.
Они отсюда постепенно уносят ноги. А те, что остаются, вырождаются и
вымирают, в чем лично я не вижу ничего удивительного. Я его попросил:
- Объясни, что мы тут делаем. Почему мы не отправимся куда-нибудь в
хорошие края, где сухо и растут приятные деревья, а не эта ядовитая пакость?
Он сказал, что мы как раз направляемся в порт. В такое место, где можно
найти корабль и отплыть в те самые милые моему сердцу горячие края.
Я повторил свой вопрос более внятно:
- Я хочу, чтобы мы шли туда, где тепло. А ты тащишь меня все дальше и
дальше в закатные страны и при том уверяешь, будто мы приближаемся к цели.
Но как мы можем приближаться к цели, если планомерно удаляемся от нее?
Он сказал, что я непроходимо глуп и что невозможно сесть на корабль, не
добравшись до морского берега. Я обиделся и не разговаривал с ним довольно
долго, чего он, кажется, не заметил по своему обыкновению.
Что мне оставалось делать? Если собрать несколько пустынных гномов,
таких, чтобы они были в силах да еще и в хорошем настроении, то мы вполне
можем поднять небольшой смерч. Устроить пустынную бурю, накидать песка,
сдвинуть с места барханы. Однако один-единственный павший духом мокрый
пустынный гном не в состоянии вызвать даже крохотного ветерка. Не говоря уж
о том, что о песках приходилось только мечтать. Поэтому я молча ковылял, за
ним, как за путеводной звездой, если только бывают такие чумазые и
неприятные путеводные звезды.
Я тихонько ныл, но он плевать на это хотел, я понимал это, по его
равнодушной спине. Холодный дождь поливал нас обоих с неиссякаемым
упорством, деревья раскачивались в вышине.