"Серж Брюссоло. Зимняя жатва " - читать интересную книгу автора


Пять последних лет показались Жюльену бесконечными - они могли
составить целую жизнь. С удивлением он осознавал, что почти не помнит о
годах, предшествовавших поступлению в пансион. Детство исчезло в туманной
дали, растворилось бесследно. Каждый раз, когда он пытался воскресить то или
иное событие прошлого, перед его глазами возникала дрожащая, точно рябь на
водной глади, картинка, готовая вновь погрузиться в небытие от малейшего
дуновения. Пансион Вердье вытеснил из памяти Жюльена все остальное,
обрушившись на нее всей своей страшной тяжестью. "Не старайся понапрасну,
распрощайся с прошлым, - словно слышал приговор мальчик, - теперь ты здесь,
и вряд ли когда отсюда выберешься"
Болтаясь без дела по коридорам, Жюльен исподтишка наблюдал за
преподавателями: одни старики да нервные печальные женщины, забитые, со
скрещенными под грудью руками. Порой во время урока, погруженный в тоскливое
оцепенение, он принимался размышлять о том, что учителя - просто бывшие
ученики, приговоренные к пожизненному заключению в стенах пансиона. Однажды
осенним вечером они вошли во двор заведения семи - десятилетними детьми,
чтобы уже никогда не вернуться обратно. Там они выросли, там и состарились,
превратившись из учеников в преподавателей. Да, именно так все происходило в
таинственном мирке пансиона. Когда Леон Вердье умрет, его закопают
где-нибудь на плацу, подальше от глаз, в той самой земле, которую столько
раз топтали копытами лошади императорских гусар, а его место займет самый
старый из учителей. Не придется ли и ему, Жюльену, окончить здесь свои дни?
Не ждет ли его перспектива сделаться учителем - например, французского или
естествознания? И неужели за ним так никто никогда и не приедет?
От тяжелых дум у него начинало першить в горле, и он еле сдерживался,
чтобы не заплакать. Письма Клер и Адмирала вносили в его мысли еще большую
путаницу. Он мало что помнил о жизни в родительском доме как до, так и после
смерти отца - Матиаса Леурлана <Леурлан - "говорящее" имя, происходящее от
фр. hourlant - "орущий", "выкрикивающий ругательства".>. Но стоило закрыть
глаза, как ему начинало казаться, что он вновь слышит крики, грубую брань,
словно свинцом пробивающую дубовые двери донжона - так все называли усадьбу
в Морфоне-на-Холме, поскольку она якобы была построена на месте развалин
башни средневекового замка. Поместье было куплено семейством Леурланов при
распродаже национальных владений в годы революции <Во время французской
революции конца XVIII в. дворянские поместья были конфискованы, объявлены
национальным достоянием и проданы новым владельцам, представителям
буржуазии.>.
Крики... Да, мать и дедушка кричали, бросали друг другу обвинения,
посылали проклятия. Жюльен хорошо помнит, как однажды он в ужасе выбежал из
дома, помчался куда глаза глядят, заткнув уши и вспугивая стайки ворон,
клевавших в поле зерна. Он вновь слышит оглушительный стук дверей, видит,
как из чулана извлекаются чемоданы, из шкафов летит одежда, заполняя
дорожные сумки. Перед глазами до сих пор стоит мощная фигура деда в
широченном плаще - бледное лицо сливается с серебристой бородой. Дед
выкрикивает слова, значения которых Жюльен не понимает, не хочет понимать.
В конце концов они уехали вдвоем с матерью в повозке их бывшего
работника Франсуа, который всю дорогу говорил о том, что Франция объявила
войну Германии, но мать, глядя прямо перед собой, ничего не отвечала, тоже
очень бледная, с фарфоровым профилем и нежным маленьким носиком,