"Джон Браннер. Мертвец" - читать интересную книгу автора

Джон Браннер

Мертвец

Опыт посмертного соавторства

За Рио Галац, где пампа лежит грязным коричневым одеялом, постеленным
сонным гаучо... только вместо блох по нему прыгают зайцы, я впервые услыхал
о человеке, который некогда несомненно был мертв, но теперь разговаривал и
ходил. Называли его по-разному - Энеро, Анакуэль, Ретрато или Розарио, но,
выспрашивая заново посетителей в очередной унылой лавчонке, я ощущал, что
собеседники мои прекрасно знают его имя, только звуки не шли с их губ.
Однажды вечером перед грозой я прибыл в угрюмый город, имени которого
не хочу здесь называть. Священник приютил меня. Пожилая женщина -
неразговорчивая, загорелая, с щелью между передними зубами - подала нам
тортильи, обжаренное мясо и жесткие недоваренные бобы; трапезу мы запили
кислым пивом. Потом, прикуривая от медной почерневшей лампы одну из трех
моих последних сигар, священник проговорил:
- Вы прибыли сюда из-за Лазаря.
- Почему вы так решили? - возразил я, стараясь скрыть облегчение, - это
было то самое имя.
- Потому что нас не посещают по иной причине... разве что забредают
путники, утомленные пампой, да редкие бродяги-торговцы. Вы не из тех и не из
других. Утром, если хотите, можете встретиться с ним. Не угодно ли услышать
его историю?
- А его и в самом деле зовут Лазарем?
- Нет, конечно.
- Прошу вас, продолжайте.


* * *

Имя у него определенно было - ведь крестили же его, - только более им
никто не пользуется. Даже он сам не произносит его. Мать его умерла в родах,
отец сгорел от какой-то лихорадки через несколько лет после этого,
воспитывал его двоюродный брат. Рос он как всякий мальчишка в наших краях;
ездить верхом выучился едва ли не раньше, чем ходить, а о домашней скотине
знал больше, чем о роде людском.
У двоюродного брата были свои сыновья, и ему приходилось занимать
подчиненное положение, в особенности по отношению к старшему из них, Луису,
его ровеснику. Хотя он и был выше, сильнее и - вне сомнения - смышленее, но
таил обиды, пока ему не исполнилось семнадцать: словно бы под густым слоем
пыли в сердце его горела просыпанная порохом дорожка.
Тут двоюродный брат вместе с приемным отцом решили, что он уже
достаточно созрел, чтобы ездить с мужчинами из estansia[1] пить и плясать,
хвастать и драться, если придется. Так у нас принято.
Здесь развлечений немного.
Через несколько месяцев он сделался невыносим. В новой для него
городской обстановке он явил свое истинное лицо. Он изобретал гнуснейшие
оскорбления, подобных которым никто не умел придумать; однако отпускал их