"Ханс Кристиан Браннер. Трубка (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

- Неужели я ничем не могу тебе помочь? - снова спросил он. - Может,
тебе что-нибудь нужно? - Спохватившись, он вытащил бумажник. - Деньги-то у
тебя есть? Нет ведь, наверное, денег. Бери же, у меня есть деньги.
Она даже улыбнулась. Ей вдруг жаль стало этого постороннего человека по
имени Вильхельм. Но слышать, как он твердит: "Деньги, деньги", и видеть, как
он теребит этот свой бумажник, было невыносимо. Она взяла у него бумажник и
сунула ему в карман. Он не пытался возражать, но теперь, когда она
отказалась от денег, ему здесь вроде бы совсем уж нечего было делать, и он
вдруг заплакал, бедняга. По его побледневшему лицу градом хлынули слезы.
Губы дрожали, точно у малого дитяти.
- Сестренка! - всхлипнул он и зарыдал еще сильнее. - Сестра, о-о-о,
сестренка!
Она взяла его под руку и повела обратно к машине, он не противился и
только плакал и повторял:
- Сестренка! О-о-о, сестренка!
И неуклюже забираясь в машину, и потом, уже в машине, протягивая к ней
руки, все твердил:
- О-о-о, сестренка!
Шофер, глядя в сторону, придерживал дверцу.
- Ну езжай же, - сказала она. - Поезжай!
Наконец машина рывком тронулась с места, Вильхельм было приподнялся на
сиденье, пытаясь что-то еще сказать через заднее стекло, но от рывка
плюхнулся обратно, и последнее, что она видела, были его вцепившиеся в
спинку руки. Она постояла, глядя, как машина проехала мимо четырех тополей и
скрылась за поворотом, подождала еще, чтобы убедиться, что он больше не
вернется. И вот она осталась совсем одна. Где-то в саду запела птица, ее не
было видно среди ветвей, но казалось, вместе с ликующими звуками из ее
горлышка струится свет, он становился все ярче и ярче, и все вокруг стало до
ужаса, до безумия ярким. Надо скорее войти в дом, там, наверное, пение птицы
не будет слышно так громко. Рука сама нашла и открыла калитку. Далеко внизу
из-под ног убегала к дому усыпанная гравием дорожка - серые и белые камешки,
маленькие вершинки и расселины между ними. А дом стоял и смотрел на нее.
Если бы гардины были спущены, она тоже могла бы взглянуть на него, но она
знала, что гардины не спущены, что дом не спит и смотрит на нее своими
квадратными мушиными глазками. Поэтому она тихонько обошла его сбоку и
поднялась по трем ступенькам к двери. Машинально сунула руку в сумку и
вынула ключ. Осознала это, лишь увидев, как ключ пытается попасть в замочную
скважину. Он вилял у нее в руке, звякая по металлической накладке; так
клацаешь зубами, когда продрогнешь, подумала она. Но наконец все же она
очутилась дома, и сразу настала тьма, она постояла, привыкая, и из темноты
проступил кусок линолеума. Узор на Нем повторялся и повторялся до одурения,
потом вдруг бешено закружился, стираясь, исчезая из виду...
Сейчас упаду, подумала она. Но она не упала и не подняла взгляда,
потому что знала, что рядом висит пальто и ждет ее. И трость ждет ее, и
шляпа. Ведь дом был полон вещей, которые молча ждали ее. Правда, слева была
дверь в маленькую комнату, куда муж почти не заглядывал, может быть, хоть
там ничего такого нет. Собравшись с духом, она робко вошла, подошла к окну,
где должно было стоять кресло, чуть позже она обнаружила, что сидит в нем.
Предметы все еще плыли вокруг, но все медленнее и наконец застыли на месте.
И свет раннего солнца, казалось, тоже застыл в неподвижности и словно бы