"Валерий Брумель, Александр Лапшин "Не измени себе" (мемуары)" - читать интересную книгу автора

ожидая продолжения.
Я чуть прокашлялся.
- Товарищ Гридин советует мне отозвать свое предложение и вернуть его уже
за двумя подписями.
Теперь в меня пристально всмотрелся Четвергин. Он пытался понять,
действительно ли я уж настолько туп или только прикидываюсь?
- Не знаю... - Он дернул плечами. - Решать вам. Желаете за двумя подписями
- пожалуйста, мы препятствовать не станем. - И добавил: - Да и так ли это
существенно: одна или две подписи? Главное, чтобы предложение прошло.
- Простите, - перебил я его, - не понял...
Раздражаясь, что я вынуждаю его говорить больше, чем он хочет, начальник
отдела пояснил:
- Я имею в виду то обстоятельство, что от товарища Гридина в первую
очередь зависит судьба вашего авторского свидетельства.
"Так, - отметил я. - Ясно. Гридин номер два".
На другое утро я забрал свой мешок от родственников и сел в поезд.
За окном бушевала весна. Я глядел на зелень полей, перелески, на
проносящиеся столбы, дома, речушки, на огромное синее небо, под которым
творилась вся эта жизнь, и удивлялся тому, что не испытываю дурного
настроения. Четвергины, гридины - эти образы показались мне вдруг
нереальными.
Передо мной каждую секунду, минуту, год, и так из столетия в столетие,
воссоздавалась жизнь. И поражало то, что она не только не уставала от
этого, но всякий раз при этом сама себе радовалась...
И вдруг ощутил, что способен на такое тоже - освобождая душу от тяжести
прошлых обид или неудач, время от времени как бы рождаться заново. Это
открытие высветило меня, точно сок лимона темный крутой чай... И я поверил.
Применять свой метод на людях мне по-прежнему не разрешали. Продолжая
совершенствовать его в виварии, я написал и поместил несколько статей об
аппарате в специальных медицинских журналах.
Как на них отреагировали, я не знал до тех пор, пока меня снова не
пригласили в столицу. На этот раз я получил вызов от Всесоюзного научного
общества по распространению знаний. Оно предложило выступить с докладом.
Я привез с собой кучу чертежей. Вместо мешка у меня теперь был чемодан.
- Из года в год, - доложил я, - в нашей стране, да и не только у нас
накапливается целая армия больных, которые считаются неизлечимыми. Гипс
перед их недугами бессилен. Я не отметаю его совсем - он уместен в случаях
простейших переломов, однако на положении прежнего "бога" гипсовая повязка
находиться уже не может. Мною предлагается совершенно новый метод. Суть
его состоит в том, что в отличие от общепринятых установок я считаю, что
кость, в том числе и человеческая, способна регенерировать, то есть расти.
Вот наглядный пример.
И я водрузил на стол мохнатую дворняжку с аппаратом на задней правой ноге.
- Подойдите сюда кто-нибудь, пожалуйста.
На сцену поднялся солидный пожилой мужчина.
- Попробуйте определить, - попросил я его, - насколько нога в аппарате
длиннее всех остальных?
Он чуть отошел, прищурился.
- Сантиметров на десять!
- На восемь! - поправил я его.