"Валерий Брумель, Александр Лапшин "Не измени себе" (мемуары)" - читать интересную книгу автора

Скачков ответил:
- Результат не показатель. Главное - перспектива. - Он улыбнулся. -
Извини. Но ты просто технически не обтесан.
Договорились мы так. Я возвращаюсь, а через полтора месяца Скачков
официально вызывает меня на всесоюзные сборы.
Вернувшись к Абесаломову, я стал ждать вызова, но внутренне принялся
готовить себя к тому, что эта затея рухнет так же неожиданно, как и
возникла. Я боялся верить в случайности, так как более всего опасался
душевной избалованности. Я уже знал, мне это открыл Абесаломов, что душу
нужно тренировать еще больше, чем тело, и постоянно держать ее "на воде и
черном хлебе". Увеличивая нагрузки, я принялся тянуться за гигантом
Кузьменко. После тренировки стал оставаться на стадионе и метать молот,
толкать ядро, прыгать с шестом. День ото дня мои мышцы адаптировались к
усталости. Но однажды заныло сердце.
Добродушный богатырь Кузьменко не любил бездельников. В 28 лет рекордсмен
Европы, сильнейший десятиборец страны, он в отличие от меня был начисто
лишен честолюбия.
- Всякие медали, статьи, фотографии - все дребедень, - говорил Кузьменко.
- Это для дамочек.
А однажды он по секрету поведал мне:
- Я на себе эксперимент ставлю - есть в нас предел или нет. Понял?
Про боли в сердце я никому не сказал и через день нарочно попробовал себя
на кроссе. Ничего! Довел тренировку до конца - все нормально. Но перед
сном сердце опять неприятно заныло. "Пустяки! - объяснил я себе свое
состояние. - Элементарная неврастения, не больше!"
Утром врачи сказали:
- Обычная перетренировка. В больницу ложиться не надо, но нагрузки
сократить.
Неделю спустя пришел вызов: меня официально приглашали на всесоюзный
тренировочный сбор легкоатлетов. Абесаломов, видимо, понял, что я оказался
шустрым малым и теперь от него ускользаю.
- Сколько волка ни корми - все в лес смотрит! Только гляди - пожалеешь!
Десятиборье - основа основ. С него на любой вид уйти можно.
Опасаясь выдать свое состояние, я не смотрел ему в глаза и испытывал
смешанные чувства - своеобразную привязанность к человеку, благодарность,
щемящее ощущение вины и одновременно четкое, почти безжалостное понимание
того, что я уже не могу получить от него больше, чем он мне дал. Так было
с моим первым учителем физкультуры, так случилось с тренером детской
спортивной школы, теперь произошло с Абесаломовым.

КАЛИННИКОВ

Взрывная волна швырнула меня на землю, я тотчас сел, грязный, испуганный,
с крошевом зубов во рту. Мои товарищи, точно тараканы, быстро заползали в
какую-то щель.
Подняв голову, я увидел три "мессершмитта". Они летели прямо на меня, едва
не задевая крыш двухэтажных домов.
Я закрылся руками, окаменел от страха. Пули забили, как град, - частыми,
тяжелыми шлепками, совсем рядом, "Не убьют, - стал заклинать я. - Меня не
убьют... Нет, нет, меня нельзя убивать!"