"Паскаль Брюкнер. Похитители красоты" - читать интересную книгу автора

но тут как раз машина "скорой помощи" привезла с Шатле чернокожего парня с
пулевыми ранениями, и ему стало не до меня. В больницах каких только
оригиналов не встретишь. Среди них попадаются трогательные, жутковатые, но
такого я видела впервые. В своем респираторе он напоминал японских или
корейских бунтовщиков, которые закрывают лица при стычках с полицией.
Помесь персонажа из фантастических фильмов со средневековым бродягой, он
выделялся среди нищего отребья, всей этой смердящей, грязной и вшивой
публики. На нем были мокасины на босу ногу, брюки в пятнах и рваная
рубашка; в прорехах виднелась покрасневшая от солнца кожа, тощие бока и
выпирающие ребра. Полицейская бригада подобрала его на скамейке на
набережной острова Сен-Луи - это излюбленные места клошаров и парочек.
Когда его забирали, он отбивался и так отчаянно вопил, что сорвать с него
маску стражи порядка не решились. Я представилась ему ("Доктор Матильда
Аячи"), велела снять с него наручники, заверила его, что ему здесь ничего
не сделают против его желания, а сейчас вымоют, осмотрят и положат в
палату до завтра.
Быстро посчитала его пульс, измерила давление. Он поднял безжизненные
пустые глаза - мне показалось, будто на меня глядят две прожженные
сигаретами дыры. Я понятия не имела как завтра объясню коллегам эту
госпитализацию. В психиатрическом отделении не было свободных мест, и я
оформила его в общую терапию, получив согласие дежурной. За стойкой
регистратуры распоряжалась хорошенькая загорелая блондинка; на руках ее
сверкали кольца и браслеты, лицо сияло улыбкой: этакая аллегория роскоши,
живое напоминание о другом мире, который сильнее мира нищеты и невзгод.
Лучезарная королева восседала над толпой отщепенцев, кумир озарял холодные
стены. Обычно я, стыдясь своей недобросовестности, в то время как каждый
здесь вкладывал в дело всю душу, глядела на лицо этой молодой женщины - и
мне хотелось работать лучше. Но сегодня, увидев моего клиента, она
тихонько обронила: "Тебе досталась дичь с душком",и это замечание меня
задело.
Пациент, ни словом не выразив согласия или протеста, дал отвести себя в
палату. Час спустя, когда его уже осмотрели, помыли и переодели, я
беседовала с ним в боксе, заперев дверь. Он сидел, ко всему безучастный,
уткнувшись подбородком в грудь. Несколько разя спросила его, почему ом
прячет лицо, может быть, скрывает ожог или увечье? Но мне так и не удалось
ничего от него добиться.
- Что ж, месье, возможно, у вас есть свои причины хранить молчание.
Если захотите со мной поговорить, скажите медсестре, она меня позовет. Я
дежурю всю ночь, до восьми утра.
Он неопределенно мотнул, головой, и я разозлилась на себя за свою
любезность. Было что-то жалкое в этом маскараде, личина потому раздражает,
что застывает одним-единственным выражением на непрестанно меняющемся
лице. Я уже сама не понимала, с какой стати меня вдруг заинтересовал этот
шут гороховый. В карте, которую надо было заполнить для дневной смены, я
сочинила ему длинную историю болезни, от души надеясь, что какой-нибудь
дотошный интерн не потребует от меня объяснений. Силы мои были на исходе,
а неудача вновь напомнила, что быть врачом - не мое призвание, и я решила
передохнуть в саду у фонтана за чашкой горячего кофе. Какой-то бессонный
воробей пил, тычась клювом в струйку воды. Здесь было единственное
спокойное место в этом филиале чистилища. Ночь стояла жаркая, казалось,