"Ричард Бротиган. Аборт (Исторический роман 1966 года) " - читать интересную книгу автора

завтра и приехать на автобусе, но мне так хотелось принести вам книгу, ведь
я дописала около полуночи, а работала над ней пять лет.
- Пять Лет, - повторила она, словно так называлась страна, где она была
Президентом, цветы, растущие при свечах в гостиничном номере, - кабинетом
министров, а я сам - министром по делам библиотек.
- Я, наверное, прямо сейчас внесу книгу в каталог, - сказал я.
- Чудесно, - ответила она. - Изумительное печенье. Вы сами испекли?
Вопрос показался мне довольно странным. Меня об этом раньше никогда не
спрашивали. Я очень удивился. Смешно, что люди могут застать тебя врасплох
вопросом о печенье.
- Нет, - сказал я. - Это не я испек. Это мой друг.
- Ну, кто бы его ни испек, этот человек знает, как нужно печь печенье.
Шоколад на вкус изумителен. Такой шоколадный.
- Хорошо, - ответил я.
Пришло время регистрировать книгу. Мы записываем все поступления в
Гроссбух Библиотечного Фонда. Это перечень всех книг, которые мы получаем -
день за днем, неделю за неделей, месяц за месяцем, год за годом. Все они
оказываются в Гроссбухе.
Мы не пользуемся ни десятичной системой классификации Дьюи[3], ни любой
другой системой учета. Просто вносим каждую книгу в Гроссбух Библиотечного
Фонда, а потом возвращаем ее автору, и он уже волен поставить ее на ту полку
библиотеки, которая ему больше нравится.
Совершенно неважно, где стоит книга, потому что их никто никогда не
берет на руки и никто не приходит сюда их читать. Не такая у нас библиотека.
У нас - другая библиотека.
- Мне очень понравилось ваше печенье, - сказала старушка, доедая
последнее. - Очень хороший шоколадный вкус. В магазине такого печенья не
купишь. Так их, значит, испек ваш друг?
- Да, - ответил я. - Мой очень хороший друг.
- Вот и молодец, - сказала старушка. - Такого сейчас уже не сыщешь,
если вы понимаете, о чем я.
- Понимаю, - ответил я. - Шоколадное печенье - это очень хорошо.
Их испекла Вайда.
Старушка допивала последние капли кофе, выцеживая их снова и снова,
хотя в чашке ничего не было. Ей хотелось убедиться, что в чашке не
задержалось ни капли - последнюю она выпила целых два раза.
Я понял, что старушка уже собирается попрощаться и уйти, по тому, как
она пыталась встать со стула. И я знал, что больше она сюда не вернется. Это
ее единственный поход в библиотеку.
- Написать книгу - это так чудесно, - сказала она. - А теперь книга
дописана, и можно снова вернуться в номер, к моим цветам. Я очень устала.
- Вот ваша книга, - произнес я, отдавая ей книгу. - Можете поставить ее
на любую полку.
- Я так волнуюсь, - ответила она.
Старушка очень бережно понесла свою книгу к той секции, куда какой-то
подсознательный след обычно приводит детей, когда те ставят на полки свои
книжки.
Я не припомню, чтобы туда ставил книгу кто-нибудь старше пятидесяти
лет, но она направилась именно к этой полке, точно ее вели за руку дети, и
поставила свою книгу о цветоводстве при свечах в номерах гостиниц прямо