"Скитальцы" - читать интересную книгу автора (Гамсун Кнут)

I

Два человека брели вразвалку на север от одного селения к другому, оба смуглолицые, с жидкими седыми бородками, один нёс на спине шарманку.

Жители селения уже ничего не ждали от этого дня, как вдруг на свободном месте перед домами появились эти два чужака, приладили шарманку на подставку, и раздалась музыка. Все устремились к ним: дети и женщины, подростки и калеки, кольцо людей сомкнулось вокруг музыкантов. Теперь, зимой, когда мужчины ушли на Лофотены1, здесь было мало развлечений, ни танцев, ни песен, и потому приход музыкантов в это бедное и убогое селение стал большим событием, настоящим праздником, и люди запомнили его надолго.

Один музыкант крутил шарманку. У него было что-то неладно с глазом, похоже, он им не видел. Другой, с мешком, просто стоял рядом, глядя на свои стоптанные сапоги с высокими голенищами. Неожиданно он сорвал с головы шапку и протянул её к зрителям. Неужто он ждал, что им что-нибудь подадут в этом захудалом селении, где люди с трудом перебивались до весны, до возвращения рыбаков с промысла? Никто ничего не подал, и он снова надел шапку. Постояв немного, он обратился к шарманщику на каком-то непонятном языке, он говорил громко и резко, словно хотел остановить музыку и увести товарища из этого селения. Но шарманщик продолжал играть, зазвучала новая мелодия, тихая и грустная, и заворожила слушателей. Молодая женщина, жившая побогаче других, повернулась было, чтобы пойти домой и вынести музыкантам денег, но спутник шарманщика, решив, что она просто уходит, крикнул что-то ей вслед и состроил рожу.

Шш-ш! — шикнул на него шарманщик. Шш-ш!2 Но его спутник был не из тех, кто позволяет шикать на себя, он взъярился, бросился на товарища, толкнул его и начал бить. Кривой шарманщик не мог защищаться, потому что держал шарманку, которая качалась на подставке, его руки были заняты, он только низко наклонил голову. От неожиданности по толпе прокатился стон, дети даже закричали от страха.

Тогда из толпы выскочил Эдеварт, тринадцатилетний подросток, веснушчатый и светловолосый, глаза его сверкали от возмущения. Недолго думая, Эдеварт ловко подставил драчуну ножку, но промахнулся, подставил ещё раз, уже удачно, и тот упал на землю. Парень пыхтел, как кузнечные мехи, мать крикнула, чтобы он не вмешивался, но Эдеварт не слышал её. Он был сам не свой от возмущения и даже оскалился, обнажив зубы. Сейчас же ступай домой! — испуганно крикнула ему мать. Это была худая, болезненная женщина, былинка, тихая и кроткая, её слово ничего не значило.

Незнакомец поднялся с земли, злобно покосился на Эдеварта, но не тронул его, напротив, вид у незнакомца был пристыженный, и он с нарочитым старанием принялся отряхивать с себя снег. Потом опять повернулся к своему спутнику, погрозил ему сразу двумя кулаками и побрёл прочь.

Шарманщик остался один, он шмыгал носом, из глаз у него текли слёзы. На щеке виднелась полоска крови странного синеватого цвета, верно, потому, что он был из дальних стран и кожа у него была такая тёмная.

Жаль, никто не огрел его палкой по спине, пробормотала молодая женщина, глядя вслед обидчику, и направилась домой за деньгами.

Другие женщины не захотели отстать от неё, и одна за другой тоже пошли за мелочью. Кто знает, может, шарманщик был побогаче этих женщин — они-то ведь были очень бедны, но сердца их полнились сочувствием, и каждая внесла свою лепту: кто дал шарманщику полшиллинга, кто — большие медные монеты достоинством в два шиллинга, которые тогда были в ходу, — всем хотелось утешить плачущего шарманщика.

Но и музыкант не остался в долгу, он вдруг поднял в шарманке одну стенку, и перед зрителями открылся театр, настоящий рай. У людей вырвался восторженный вопль. Никто в этом селении ничего подобного не видел: на возвышении стояли маленькие фигурки в ярких одеждах; когда шарманщик крутил ручку, они двигались, кружились, делали несколько шажков, снова кружились, на мгновение замирали и опять начинали танцевать.

Наполеон! — сказал шарманщик и показал на фигурку в центре.

Все слышали про Наполеона и с восторгом смотрели на него.

Рядом с Наполеоном стояли два генерала, тоже в ярких одеждах, со звёздами; шарманщик назвал их имена, но все смотрели только на Наполеона. Он был в сером плаще и держал в руке маленький бинокль, время от времени Наполеон подносил бинокль к глазам. Перед этими важными господами стоял странный оборванный мальчишка без шапки, он смеялся и протягивал зрителям пустое блюдце для денег; когда шиллинги упали на блюдце, мальчишка подкинул его и высыпал шиллинги в ящик. Вот чудо, мальчишка выглядел, как живой, а когда он снова протянул к зрителям своё блюдце, то засмеялся ещё больше.

А шарманщик всё играл марши и вальсы, и мелодии плыли над людьми и домами, поодаль на снегу сидела чёрная собака и выла на тучу. Это был незабываемый день.

Но вот денег ни у кого уже не осталось, и мальчишка перестал подкидывать блюдце, тогда какая-то девочка достала блестящую пуговку и положила её на блюдце. У неё ничего не было, кроме этой блестящей пуговки, однако пуговка — не монетка, и тут случилось самое удивительное: мальчишка неожиданно махнул блюдцем и пуговка упала далеко в снег. Все на мгновение оцепенели. Что за чудо, неужто мальчишка и впрямь живой? Одна молодая женщина засмеялась и положила на блюдце крючок для вязания, но крючок тоже полетел в снег. Тут уже засмеялись все, а девочка опустилась на колени и принялась искать в снегу свою блестящую пуговку, которой мальчишка пренебрёг.

Теперь и другие зрители один за другим начали класть на блюдце всякую мелочь — гвозди, камешки, щепки; в конце концов нищему мальчишке это надоело, и он так начал трясти своё блюдце, что на нём уже ничего не могло удержаться. Выходит, он оказался самым умным!

Шарманщик перестал играть, опустил крышку и снял шарманку с подставки. Он тяжело вздыхал.

Зачем вы с ним ходите? — мрачно спросил Эдеварт.

Музыкант объяснил, что шарманка принадлежит им обоим, но его товарищ очень злой, однажды он ткнул шарманщика ножом в глаз. В его присутствии шарманщик не решается показывать Наполеона и другие фигурки, товарищ так вспыльчив, что может изломать весь театр.

Откуда вы? — спросил Эдеварт.

Шарманщик оказался родом из Армении.

Где это?

Очень далеко, надо пройти много стран. Gewiß3. Горы, воды, год пути...

Зайдите, подкрепитесь чем Бог послал, пригласила шарманщика молодая женщина.

Люди последовали за шарманщиком, одни зашли в дом, другие остались снаружи и заглядывали внутрь через окна. В шарманщике не было ничего особенного, но его понурый вид вызывал сострадание. Перед едой он прочёл молитву, поел селедки с картошкой, потом — ячменной похлебки, после еды опять помолился и хотел встать, чтобы поблагодарить за угощение.

Будь у меня кофе, я бы угостила вас чашечкой, сказала хозяйка.

У меня найдётся чуток, услужливо предложила одна женщина.

Правда? Тогда дай мне взаймы одну ложечку!

Всё было хорошо, пока шарманщик сидел в доме; женщины хлопотали вокруг него, стараясь подольше не отпускать к его жестокому спутнику.

Куда он ушёл? — спросили они.

А кто его знает! — Шарманщик пожал плечами.

Может, он больше не вернётся?

Ну нет! Шарманщик покачал головой и вздохнул. Потом пошевелил ногами, постучал друг о дружку промёрзшими сапогами.

Женщины спросили, не озябли ли у него ноги? Да, озябли. Потом они поинтересовались, есть ли у него носки, носки у него есть, но худые, все в дырках, в больших дырках. Да-а...

Они переглянулись и покачали головами, и хозяйка, которая была побогаче других, вытащила пару новых носков, высоких, до колена, и протянула их шарманщику. Носки были красивые и добротные, с синей полоской.

Ах, Ане Мария, какое у тебя доброе сердце! — восхитились женщины.

Надень эти носки! — велела Ане Мария шарманщику.

Нет, шарманщик не хотел надевать носки, он словно боялся их испачкать, сперва он прижал их к щеке, а потом сунул за пазуху. Женщины были растроганы.

Эдеварт притаился в тёмном углу, у него созрел план. Наконец шарманщик поблагодарил всех, взвалил шарманку на спину и вразвалку пошёл прочь. Благослови вас Господь! — кричали люди ему вслед. Грустными глазами они провожали шарманщика, пока тот не скрылся из виду. Эдеварт же украдкой последовал за ним.

В лесу шарманщик медленно обернулся и обнаружил Эдеварта.

А ты куда идёшь? — спросил он.

Никуда, ответил Эдеварт.

Никуда? А всё-таки?

Эдеварт: Хочу помочь вам. Защитить от вашего товарища.

Помочь? Мне не нужна твоя помощь.

Я его поколочу!

Шарманщик улыбнулся: Мой товарищ очень силён, он венгр, бывалый вояка, он может пырнуть тебя ножом!

Эдеварт не удостоил шарманщика ответом, обошёл его и зашагал впереди.

Ты дурак... дурак! — сердито крикнул шарманщик. Ступай домой! Нечего тебе здесь делать!

Неожиданно из зарослей можжевельника вышел спутник шарманщика. Оглядев пришедших, он что-то спросил у шарманщика, тот ответил, и они засмеялись.

Эдеварт остановился в изумлении. Венгр грозно шагнул к нему, верно, хотел напугать этого полоумного парня, но и шарманщик, опустив на землю свой ящик, тоже шагнул к Эдеварту. Это ещё почему? Эдеварт не привык ломать голову над загадками, чтение и счёт давались ему с трудом, но кулак у него был тяжёлый, и в ярости он становился смелым до безрассудства. Однако теперь ему пришлось отступить.

Присутствие Эдеварта не смущало чужестранцев, они просто не обращали на него внимания. Шарманщик взял пригоршню снега и начал стирать со щеки кровь, товарищ остановил его, когда щека стала чистой. Потом они открыли шарманку и пересчитали деньги, носки тоже были извлечены на свет Божий и перекочевали в мешок венгра.

Наконец шарманщик снова взвалил шарманку на спину, они кивнули Эдеварту на прощание и зашагали на север к другому селению.

Поведение чужестранцев было непонятно Эдеварту, и он растерялся. Наконец до него дошло, что, скорее всего, они просто-напросто провели его; Эдеварт схватил горсть снега, быстро слепил снежок, однако, когда снежок был уже твёрдый, бросил его на землю.

Возвращаясь домой, он больше не чувствовал себя героем, ему было стыдно, и он досадовал на себя. Девочка всё ещё рылась в снегу, он подошёл к ней и спросил: Нашла свою пуговку?

Нет, ответила девочка.

Ну и Бог с ней.

Девочка промолчала, но искать не перестала.

Учение давалось Эдеварту с трудом, в школе его считали последним из последних, однако он был не лишён сообразительности и потому, став на то место, где стоял шарманщик, мысленно прикинул, как далеко могла отлететь пуговка, и тоже начал искать её. Девочка, обрадованная неожиданной помощью, помогала ему. На ней была корона, сказала она.

Пока они искали, девочку окликнули из дома: Рагна, где ты? Рагна не ответила. Взяв по щенке, дети старательно рылись в снегу; в конце концов они нашли пуговку, сама же Рагна и нашла и, обрадовавшись, побежала домой.

Такая вот история приключилась в жизни Эдеварта. Поначалу он не совсем осознал то, что видел в лесу, однако тот случай заложил основу его жизненного опыта. На другую зиму Эдеварта взяли на Лофотены, предложив ему половину пая взрослого рыбака, хотя он ещё не конфирмовался4. Это придало ему уверенности в себе — парни и постарше его ещё не ходили на промысел. Отъезд из дома пошёл Эдеварту на пользу, постепенно он поборол свою застенчивость и начал принимать участие в разговорах рыбаков.

Тем не менее весной пастор не допустил его к конфирмации. В глазах людей это считалось позором, и понятно, что особенно тяжело переживали это родители Эдеварта, люди грамотные и набожные; ему предстояло ещё год проучиться в школе, и всё это опять подкосило его уверенность в себе. Наконец в пятнадцать лет Эдеварт конфирмовался и стал считаться более или менее взрослым. Читал он с трудом и книг побаивался, но был не глупее других. Рослый и сильный, он без труда справлялся с любой работой, к тому же был добрый, обходительный и чем мог помогал родителям, брату и сёстрам.

В Поллен вернулся молодой человек, довольно поскитавшийся по белу свету, звали его Август, родители у него умерли. Вообще-то Август был из другого прихода, но вырос в Поллене; он много чем занимался за время своих странствий, в том числе несколько лет плавал матросом, повидал диковинные страны и рассказывал невероятные истории, которые с ним приключились. Богат Август не был, да он и не стремился выдать себя за богача, однако на нём было красивое синее платье, серебряные часы, и кое-какие далеры у него в кармане всё же водились. Поскольку родственников у Августа не было, он жил у той женщины, которая его вырастила, но ходил по всей округе, и его везде хорошо принимали, молоденькие девушки мечтали о нём, а ребятишки слушали его рассказы, открыв рты. Между Августом и Эдевартом завязалась дружба.

А началось всё так.

Когда-то в море во время несчастного случая Август лишился передних зубов и, чтобы скрыть этот изъян, отрастил густые усы и вставил золотую челюсть, так называемый мост. Эдеварт в жизни не видел подобной красоты и мечтал обзавестись такими же зубами, когда у него будут на это средства. Август рассказал, в какой стране он сделал себе золотые зубы и сколько они стоили, а деньги были солидные, ему пришлось копить не один месяц и даже не один год, чтобы позволить себе этот расход, говорил он. Девушкам тоже нравились зубы Августа, но парни смеялись над ними, они вообще недолюбливали Августа и ревновали к нему: ишь какой, только приехал и сразу покорил всех девушек!

Шло время, а парни всё не унимались, они так дружно смеялись над Августом, что вскоре и девушки переметнулись на их сторону, даже молодая женщина, Ане Мария, однажды на людях посоветовала Августу не открывать так широко рот, когда он смеётся.

Почему? — удивился Август.

Чтобы не показывать зубы.

Многие засмеялись, а Август — добродушный и невозмутимый, как все моряки, — промолчал.

Но Эдеварт не мог этого стерпеть. Он повернулся к Ане Марии и сказал: Зря ты тогда отдала носки тому шарманщику!

Почему зря? — вспыхнула она.

Что за носки? — поинтересовался её муж, его звали Каролус.

Новые носки, совершенно новехонькие, ответил Эдеварт.

Ане Мария в смущении отошла к окну и спросила, не оборачиваясь: Почему же это я зря отдала ему носки?

Да он в них и не нуждался. Он продал их за восемнадцать шиллингов в одной усадьбе на севере.

А ты всё знаешь!

Знаю. Они ему были не нужны. Я сам видел эти носки в той усадьбе.

Ане Мария: Не понимаю, тебе-то какое до этого дело?

Тут снова вмешался её муж: Я спрашиваю, о каких носках вы говорите?

Выслушав жену, Каролус помрачнел, а Ане Мария заплакала.

Так это было в прошлом году? — сказал н. А когда я вернулся домой, у тебя не нашлось для меня смены носков.

Вот ты какая, отдала, значит, мои носки по доброте душевной!

Прости меня, всхлипнула Ане Мария.

В их разговор вмешался молодой родственник Ане Марии по имени Теодор: Что бы то ни было, а только тебя, Эдеварт, это не касается.

Может, и так. А золотые зубы Августа тебя касаются?

Да не слушайте вы этого молокососа! — воскликнул Теодор. Забыл уже, как опозорился перед пастором?

Эдеварт побледнел, глаза у него загорелись: А сам ты, часом, ничего не забыл? Не забыл, у кого из нас грыжа и кто носит бандаж?

Теодор вскочил и презрительно хмыкнул.

Хозяин дома, Каролус, снова усадил его на скамью. Однако Эдеварт не желал примирения, он разозлился, и ему море было по колено.

Теодор хотел было закончить перебранку и заявил, что у него-то зубы отменные и вставные ему не нужны. На что Эдеварт ответил, что Теодору здорово повезло: вряд ли он когда-нибудь сможет позволить себе сделать такие же зубы, как у Августа.

Тут уже Теодор не мог промолчать и ещё долго продолжал говорить гадости, — может, он и прекратил бы перебранку раньше, если б Эдеварт всё время не возражал ему.

С того дня Август и Эдеварт стали друзьями и вместе ловили рыбу. Они приносили домой много мелкой трески и пикши и, если улов был хороший, щедро одаривали рыбой соседей. Не одна хозяйка благословляла их в ту долгую осень.

Когда пришло время собираться на Лофотены, Эдеварт спросил у Августа: Ты уже нанялся к кому-нибудь на судно?

Нет, ответил Август. Мне никто не предлагал.

А ты сам не хочешь поспрашивать?

Нет. Все мужики настроены против меня.

Ясно. Что же ты будешь делать зимой?

Пойду опять в море, ответил Август.

Я бы тоже пошёл с тобой! — вздохнул Эдеварт.

Но в ту зиму никто из них никуда не уехал, даже Эдеварт на Лофотены, хотя у него уже было место с полноправным паем в улове. Родители Эдеварта были разочарованы.

Его отец рыбой не промышлял, он получал небольшое, но твёрдое жалованье, служа смотрителем на телеграфной линии; выходило, что Эдеварт подвел семью — ведь другой возможности заработать у него не было. Парню следовало раньше подумать о себе, но теперь было уже поздно. Август начал скупать в округе кожи и шкуры, и Эдеварт ходил с ним, помогая таскать тяжести.

Тут-то и выяснилось, что у Августа есть деньжонки и он намерен платить Эдеварту не меньше, чем рыбаки зарабатывают на Лофотенах, так что Эдеварт ничего не потерял, оставшись на зиму дома. К тому же он многое перенял у Августа — опытного моряка и хорошего малого.

Итак, они скупали шкуры, в основном телячьи, реже — овечьи, но иногда и коровьи. Неожиданно в округе у собак началась чумка, эту заразу принесла какая-то приблудная псина и наградила ею местных собак. Августа и Эдеварта приглашали как единственных оставшихся в селении мужчин, и они из сострадания убивали больных животных, а шкуры им отдавали бесплатно. Но торговать шкурами?.. Что понимал Август в таком деле? Сам-то он считал, что кое-что в этом смыслит — помимо всего прочего, чем ему доводилось заниматься в дальних странах, он работал и на овечьей ферме в Австралии.

Ближе к посту Август расширил свою торговлю, стал скупать и дорогие шкуры: бобра, лисицу и горностая. Он раздобыл ружье, два капкана и сам начал охотиться, и небезуспешно: в тех местах уже давно не слышалось выстрелов, лисица и бобёр встречались довольно часто, а в особо удачные дни Август приносил домой и голубого песца, и бобра. Он считал для себя делом чести подстрелить горностая, по его словам, мехом горностая подбивали королевские мантии, однако звери эти пугливы, и выследить их было трудно.

Шло время, Август с Эдевартом возились со шкурами, они распяливали их на стенах или вешали на жердях, чтобы сушить на ветру, а потом сортировали и связывали в тюки. Весной, к возвращению рыбаков с Лофотенов, они забили шкурами все амбары и пустые сеновалы. Горностая они так и не добыли, но однажды, когда лёд уже тронулся и друзья отправились охотиться на морскую птицу, им удалось подстрелить тюленя — редкого гостя в тех местах. Шкура получилась на славу.

Люди только посмеивались над затеей Августа. А почему бы тебе не скупать и мышиные шкурки? — презрительно спросил Теодор. Во всяком случае, такое дело здесь было в новинку, никто раньше этим не занимался, и, когда Август захотел нанять у Каролуса его карбас5, чтобы отвезти шкуры на ярмарку, Каролус посоветовал ему бросить эту затею — продажа шкур не оправдает даже плату за наём карбаса! Но Август оказался далеко не простачком, шкуры он скупал почти за бесценок и к тому же заранее связался с Клемом, крупным торговцем мехом и кожей, компания «Хансен и К°, Тронхейм6», чьё круглое клеймо на синеватой дубленой коже для подмёток было известно всему Нурланну7, мало того, Август даже получил от Клема задание. Клем собирался приехать на север, летом у него будет своя лавка на ярмарке в Стокмаркнесе, туда-то Август и должен доставить товар. Но у него нет судна.

Август чувствовал, что люди настроены против него. Молодые парни вернулись с Лофотенов с карманами, топорщившимися от денег, и всякими забавными вещицами, у Августа же были только связки шкур на сеновалах и в амбарах по всей округе, а деньги свои он давно растратил.

В тот день, когда вернувшийся с Лофотенов карбас Каролуса ставили в лодочный сарай до следующей зимы, Август опять завёл разговор о найме карбаса, но Каролус отказал ему. Отказ свой он объяснил тем, что карбас новый и дорогой, он даже ещё не до конца расплатился за него, снасти, парус, буксирный канат и якорь тоже пока не оплачены. Август хотел было уйти, но потом повернулся и спросил: А ты не хочешь продать свой карбас?

Продать карбас? Уж не ты ли собираешься его купить?

Я, сказал Август.

Каролус от удивления забыл закрыть рот: Ты?.. Купишь карбас?

Эдеварт стоял рядом, он даже онемел от удивления. Однако, узнав, что Август в состоянии купить карбас со всем снаряжением, Каролус задумался, у него появилась новость, которой он мог поделиться с соседями. Теперь всё селение толковало только об этом, а Август ещё раз оставил в дураках местных парней. Какого чёрта!.. Или этот воротившийся домой моряк так уж набит деньгами?

Неожиданно Каролус сменил гнев на милость и сам явился к Августу. Расстаться с карбасом я никак не могу, сказал он, карбас меня кормит и поит, но, коли хочешь, дам его тебе внаймы на эту поездку.

Да я бы лучше купил его, напыжился Август.

Это никак невозможно, сказал Каролус, однако было видно, что он готов согласиться.

Они обсудили это дело и так и эдак. А что будет Август делать с карбасом, когда вернётся?

Август был намерен расстаться с ним там же, на ярмарке.

До зимнего промысла на Лофотенах ещё далеко, сказал Каролус, летом продать карбас будет трудно.

Август согласился, что это будет непросто. Но у него есть на то свои причины...

Что за причины?

Август дал понять, что находится в затруднительном положении: он потратил на покупку шкур все мелкие деньги, и у него не осталось такой незначительной суммы, какая нужна, чтобы нанять карбас.

Каролус, сбитый с толку: А на покупку карбаса у тебя деньги, стало быть, есть?

Да, ответил Август. Только прошу, не болтай об этом по всей округе, у меня есть весьма крупная купюра, даже две крупные купюры, коли на то пошло. Но чтобы заплатить тебе за карбас, их надо разменять.

Каролус, поражённый: Ну что ж, когда разменяешь на ярмарке свои купюры, тогда и отдашь.

На том они и порешили, и два товарища, Август и Эдеварт, погрузили на карбас Каролуса тюки со шкурами, запаслись провизией и отправились в Стокмаркнес. Вообще, команда из двух человек маловата для такого большого судна, но погода была хорошая, стояло лето, и они не ожидали никаких неприятностей.

Друзья благополучно прошли почти весь Вест-фьорд8, ветер был попутный, солнце в это время года светило и днём, и ночью, Август и Эдеварт по очереди несли вахту и по очереди дремали на связках шкур. Стоя у руля, Август пел или разговаривал сам с собой по-английски; когда Эдеварт просыпался и поднимал голову, Август от радости даже чертыхался и хвалил поездку: всё идёт так хорошо, что они могли бы хоть сейчас пересечь Атлантику!

У Августа были водянистые голубые глаза, но вообще, Бог свидетель, он ничем не выделялся среди других парней. Правда, надо признать, руки и голова у него работали неплохо, хотя особо сообразительным его никто не считал. Сейчас Август был всем доволен: что за удовольствие вот так, не спеша, идти на карбасе и знать, что заработаешь кучу денег!

Курс их лежал на север, вдали виднелся остров Хиннёй, ночью ветер усилился, но море ещё оставалось спокойным. Август стоял у руля. Однако что это, никак ветер окреп? Август не привык к судам с прямым парусом, и у него началась морская болезнь, к тому же на его беду пошёл град, ветер казался белым, солнце скрылось; Август оглянулся и увидел за спиной чёрное небо. Перед ними лежало открытое море, погода изменилась, начался шторм. Август разбудил Эдеварта. Тот мигом вскочил.

Что ты делаешь? — крикнул он Августу.

Надо повернуть назад, ответил Август. Его мутило не только от качки, но и от страха.

Ты спятил! При таком ветре это невозможно!

Откуда мне знать. Август был посрамлён.

Трави фал! — скомандовал Эдеварт, ему удалось приспустить парус и взять сразу два рифа.

Нет, карбас с прямым парусом — это не судно, на нём нельзя было даже выпрямиться во весь рост, Август то съёживался, то пригибался, а то и становился на колени; хоть и моряк, а перепугался не на шутку.

Господи, что с нами будет? — причитал он.

Меняй галс! — приказал Эдеварт.

Август повиновался. Карбас зачерпнул бортом воды, но снова выровнялся, им предстояло войти в пролив Рафтсуннет.

Август помалкивал, в глазах у него мелькало отчаяние, он крикнул: Господь хочет покарать меня!

За что? Эдеварт удивлённо посмотрел на него.

У меня не было денег, чтобы нанять карбас, и я соврал, что хочу купить его.

Выходит, у тебя нет денег?

Нет. Спаси нас, Господи!

Эдеварт видел, что Август не может вести карбас, они снова зачерпнули бортом воды, вокруг дыбились волны. Иди галсами! — крикнул он и, хотя ему было всего шестнадцать, сам взялся за руль. Он так ловко вёл судно, что волна лишь окатывала ему спину, но не перехлестывала за борт.

Ты вёл карбас как дурак и намочил все шкуры, осмелился он сказать Августу.

Плевать мне на шкуры, лишь бы не погибнуть, ответил Август.

Эдеварт крикнул: Возьми третий риф!

Август опять повиновался, он был рад исполнить любой приказ. К этому он привык. Да, он много плавал, как он рассказывал всем подряд, и старым и малым, однако его жизнь на судне была незавидна, хотя и беспечна; он терпел и перемогался, дрожал в море от страха и любил сушу; ему много раз приходилось менять образ жизни и способ зарабатывать на хлеб насущный. Август объяснял это тем, что у него нет какого-либо особого призвания и потому он может заниматься чем угодно, и в море, и на берегу, и, уж коли на то пошло, даже под землей, в шахте. Так, по крайней мере, утверждал он сам, и, хотя это звучало скромно, на деле могло оказаться его обычным хвастовством. Тут он пахал землю, там работал в городе — часто в трактире, а случалось, и в церкви, и повсюду, по его словам, он ничем не выделялся среди других, был, так сказать, рядовым. Иногда ему выпадали счастливые денёчки — он оказывался в жарких странах, где люди ходили почти нагишом, а чтобы достать еды, достаточно было потрясти дерево, но случалось, его забрасывало и на север, где миска супа была ему не по карману, а из мясной пищи доступной была только печенка. Ну что с такого требовать? Как и всем подобным ему людям, Августу порой приходилось жульничать, в чём он признавался со смехом, но он никогда никого не убил, нет-нет, убивать он не убивал! Его слова звучали искренне и богобоязненно, так что, возможно, он говорил правду. Своё жульничество он искупал в минуты опасности, вот когда он дрожал по-настоящему!

Они забирали один риф за другим, карбас летел полным ветром и почти перестал слушаться руля. Август сидел на шкотах вялый, насквозь мокрый и пытался объясниться с Богом, в том числе и по поводу своих золотых зубов; он признался, что не расплатился за них, дал только небольшой задаток, а потом бежал из того города и из той страны. Я хоть сейчас готов с ними расстаться! — воскликнул он и попытался выломать зубы.

Лучше бы ты вычерпывал воду, — деловито сказал Эдеварт. Раскаяние друга придало ему уверенности в себе, он держал руль и был теперь старшим.

Какой толк её вычерпывать! Август совсем пал духом. Это нас всё равно не спасёт.

Да ты спятил! — заорал на него Эдеварт. Ты что, не понимаешь, что я ищу подходящую бухту!

Август послушно принялся вычерпывать воду, но мысли его были далеко. Он знал, что ждёт человека после смерти, и в последние минуты ему хотелось покаяться в грехах и вымолить у Бога прощения. А больше я ничего такого не припомню! — закончил он свою исповедь.

Так они шли примерно час, близилась полночь, море ярилось, солнца не было видно, град прекратился, но небо оставалось чёрным и грозило новым градом или дождём. Плыть дальше в сумерках становилось опасно, фарватера они не знали; Эдеварт вёл карбас как умел, стараясь держаться ближе к правому берегу. Им по-прежнему были видны очертания Хиннёйя, и он надеялся найти укромную бухту. Конечно, на левом берегу укрыться было бы лучше, но ветер мешал им пойти туда.

Мы уже не так далеко от берега, сказал Август. Видно, у него забрезжила надежда, он покаялся в своих грехах, и на сердце у него полегчало.

Неожиданно загрохотал гром. Эдеварт оглянулся, на тюки со шкурами снова упало несколько градин, новый шквал с воем налетел на мачту, и карбас едва не ушёл под воду. На них опять обрушился град.

Мужество снова покинуло Августа, подняв лицо к небу, он воскликнул: Спаси нас, Господи, только спаси! Если надо, я покаюсь ещё в тысяче грехов!..

Вычерпывай воду! — крикнул ему Эдеварт.

Но Август не слышал его. Когда мы были в стране негров, в отчаянии кричал он, мы там на берегу встретили девушку, нас было четверо...

Вычерпывай воду! — опять крикнул Эдеварт.

Август протянул руку за черпаком, но мысли его были сейчас далеко. На него нахлынули воспоминания, и он безнадёжно покачал головой. Всё равно мы потонем, сказал он.

Они были уже недалеко от берега, когда Эдеварт с ужасом обнаружил, что их уносит опять в море.

Отпусти один риф! — крикнул он. Чтобы отвести карбас от бурунов, надо было прибавить парус.

Август, должно быть, понял опасность и выполнил приказ Эдеварта, судно вновь стало послушным. Прошло четверть часа, карбас был наполовину залит водой, и Август, уже без приказа, начал её вычерпывать. Если бы Эдеварт мог отпустить руль, он бы выбросил за борт несколько тюков, но у него не было времени ослабить найтовы, которыми крепился груз, а объяснять что-либо Августу было бесполезно. Он просто подбодрил товарища: Правильно, правильно, вычерпывай дальше!

Вскоре в сплошной линии берега появилась щель, впереди виднелась ещё одна, похожая на открытую пасть или на чёрную пещеру. Эдеварт переложил руль и направил карбас в пещеру. Это было рискованно, они могли там разбиться, ведь никто из них не знал этих мест, и всё зависело от удачи; но мужество Эдеварта уже исчерпало себя, лицо его посерело, он больше не мог оставаться в открытом море. Увидев рядом землю, Август оживился, он схватил багор и приготовился спасти хотя бы самого себя, если они сядут на мель. Когда я крикну, бросай якорь! — приказал Эдеварт, он ещё пытался вести судно.

Но бросать якорь не пришлось, им повезло, как везёт только безумцам, и они не сели на мель. Чёрная щель, вдававшаяся в глубь суши, сделала поворот и закончилась тихой бухтой, где уже покачивался чей-то карбас, удерживаемый одним обычным якорем. Ветра здесь не было, и, чтобы добраться до берега, им пришлось взяться за вёсла.

Они были спасены.

У Эдеварта не осталось сил даже радоваться, онемевшие губы побелели, он молчал. Август спрыгнул с концом на берег и пришвартовал карбас, потом вычерпал из него воду и расправил парус. Когда всё было сделано, Эдеварт спросил, как бы невзначай: Негры, говоришь, а что это за негры?

О, это было в жарких странах. Август покачал головой. Что было, то было.

Эдеварт не мог допустить, чтобы Август так быстро забыл о своём страхе, но уважение к товарищу удержало его, к тому же сам он вымотался до крайности. Он больше не чувствовал себя взрослым и уверенным в себе мужчиной, каким был в море, на берегу напряжение спало, его замутило и вырвало. Август, как мог, помогал Эдеварту.

Тебе плохо? — спросил он.

Нет, ответил Эдеварт, и его снова вырвало.

До жилья здесь было далеко, на берегу стоял лишь один небольшой лодочный сарай, запертый на деревянный замок. Август хотел было взломать дверь, однако Эдеварт не допустил такого бесчинства. В конце концов они устроились с подветренной стороны сарая, поели и стали ждать рассвета. Эдеварт уже пришёл в себя, и теперь ему захотелось поподробнее расспросить друга о его признаниях. Август отвечал невнятно. Однако Эдеварту уже стукнуло шестнадцать, и он не мог забыть слов о негритянской девушке.

Что вы с ней сделали? — спросил он.

Что сделали? Да ничего!

Но ты сам сказал, что вас было четверо.

Разве я так сказал? Не приставай! Она была совсем ребёнок, так что сам понимаешь, мы ей ничего не сделали. Просто встретили на дороге.

Она кричала? — спросил Эдеварт.

Помолчав, Август сказал: Она была не старше нашей Рагны. Но в южных странах девушки рано становятся взрослыми. Такие, как Рагна, там уже выходят замуж. Там всё не так, как у нас. Ну вот, наконец и солнце!

Август спустился к карбасу и вынес на берег самые мокрые шкуры, чтобы просушить их. Он покаялся в своих грехах и снова чувствовал себя свободным человеком, теперь можно заняться и делом.

Погода установилась, и ночью друзья покинули остров. Был штиль, и им пришлось сесть на вёсла; но, когда они вышли из Рафтсуннета, их снова встретили ветер и волны.