"Скитальцы" - читать интересную книгу автора (Гамсун Кнут)

VI

Середина ноября, а барк «Солнечная радость» уже вернулся домой и стал под разгрузку. Его рейс был короткий. Поскольку большая часть команды была из Тронхейма и жила в городе, Августу разрешили поселить Эдеварта на борту, друзья обрадовались встрече — у них нашлось что порассказать друг другу.

Пальцы Августа были унизаны золотыми кольцами, жилетку украшала золотая цепочка, он пренебрёг возможностью отправиться в Фусенланнет и оттуда повести шхуну на Лофотены — нет-нет, у него другие планы! Август напустил таинственность и не сказал, чем предполагает заняться, однако не скрыл от Эдеварта, что в скором времени надеется неслыханно разбогатеть. К примеру, через несколько дней в Левангере начнётся ярмарка...

И что ты там будешь делать?

Там? А вот увидишь!

И больше ни слова, однако махнул рукой в сторону палубы и дал понять, что у него на барке повсюду спрятаны сокровища.

Вечером Август достал из отсека восемь коробок с сигарами, завернул их в какое-то покрывало и поручил Эдеварту нести. Мы пойдём в город, сказал он, там есть одно место, где мы продадим их, но ты всё время должен молчать.

Они вошли в табачную лавку; похоже, Август уже бывал здесь, он поздоровался как свой человек и, к удивлению Эдеварта, почти перестал говорить по-норвежски, время от времени он произносил какие-то непонятные слова и объяснялся жестами. С помощью блестящего перочинного ножа он открывал коробку за коробкой, показывал свой товар и снова закрывал их. Отдав коробки, он получил деньги, небрежно сунул их в карман и сказал: Хотетьещё? Да! — ответили ему. И товарищи ушли.

Ты продал сигары? — спросил Эдеварт.

Пустяки, несколько коробок, ответил Август, мне хотелось немного помочь хозяину лавки.

На другой вечер он продал дюжину коробок в лавку колониальных товаров, Эдеварт сам отнёс их туда, сделку совершили в задней комнате — Август открыл коробки, показал сигары, предложил лавочнику понюхать их и протянул руку за деньгами: Хотетьещё?

Что ты им говоришь перед уходом? — спросил Эдеварт.

Хотите ли ещё, объяснил Август. Меня тут принимают за русского. Пошли быстрей, сегодня мы успеем ещё в одно место, благо, вечер тёмный.

Эдеварт отнёс другую дюжину коробок в маленькую табачную лавку, там за прилавком хозяйничала женщина. На полках были выставлены и бутылки с вином. Когда друзья вошли, она улыбнулась им и сразу провела в боковую комнату, где стояли софа и стол со стульями; хозяйке, высокой, крупной, бойкой и красивой женщине, было лет тридцать. Она угостила их вином; Август опять произнёс свои странные слова, но Эдеварт молчал. Оказалось, что в этот вечер хозяйка не может расплатиться за сигары, Август улыбнулся своей неотразимой золотой улыбкой и дал понять, что это ровно ничего не значит, ни-че-го, подождёт «до другой вечер». Перед уходом Август поцеловал хозяйку за дверью и, очевидно, о чём-то договорился с ней, показав на свои карманные часы и опять произнеся какие-то непонятные слова.

Почему ты выдаёшь себя за русского? — спросил Эдеварт.

Так они больше верят мне и считают, что совершают выгодную сделку, но это и на самом деле так. Я продаю сигары дешевле, чем другие поставщики, и товар у меня лучше, у меня просто превосходные сигары. Понимаешь, мне-то они обходятся совсем дёшево. Я покупаю сигары у рабочих, которые свёртывают их на табачной фабрике в Риге; разумеется, рабочие воруют их и потому отдают за те деньги, что я им предлагаю. К тому же я не плачу таможенных сборов. А должен бы!

Но почему ты заставляешь меня их носить?

А ты ещё не понял? Русский должен иметь слугу. Вот приедешь в Россию и увидишь, там ни один господин не понесёт даже самый маленький узелок. Для этого у них есть слуги. А если ноша большая, господин нанимает двух слуг.

Сколько же у тебя этих коробок с сигарами?

Август важно вскидывает голову: Осталось несколько сотен. Тысячу коробок я продал ещё до твоего приезда.

И кто же тогда был твоим слугой?

Август, опешив: Кем... ах, слугой! Никто, я просил своих покупателей, чтобы они сами приходили на барк за сигарами. А тебе что до этого?

Эдеварт, задумавшись: Да так, ничего. И ты решил разбогатеть, торгуя этими сигарами?

На это я не желаю отвечать, обиделся Август. Я тебе ещё не всё рассказал о своих делах. Но может, ты заработал больше, чем я? Покажи-ка, что у тебя есть?

У меня ничего нет.

Та-ак! Тогда почему ты хочешь поссориться со мной?

Поссориться? Эдеварт уже раскаивался в своих словах. Я тебе вот что скажу, Август, на всём побережье я никого не ставлю так высоко, как тебя. И если у тебя весь трюм набит грузом, который поможет тебе разбогатеть, я буду только рад, честное слово!

Они ещё долго говорили на своём удивительном нурланнском диалекте, употребляя много странных и неожиданных слов, их речь была совершенно неправильной, но прекрасно выражала их мысли. Август опять подобрел, ему больше ничего не мешало хвалиться, как прежде, он и сам диву давался, сколько успел за один этот рейс: Я прибыл в Россию, сошёл на берег и сумел сделать то, чего другому на моём месте ни за что бы не сделать, спроси хоть кого из команды!

Эдеварт: Зачем мне спрашивать, я и сам вижу. Эдаких золотых колец ни у кого больше нет!

Август опять вскидывает голову: Ты ещё даже не знаешь, сколько их у меня!

Эдеварт примерил два кольца, тяжёлые, необычные, одно было в виде змейки, другое украшено камнями; он взвесил кольца на руке и спросил, сколько они стоят. Ох уж этот Август! Теперь всё было иначе, совсем не так, как в тот раз, когда он торговал шкурами и мехом и был вынужден отдать Эдеварту свою куртку, чтобы расплатиться за карбас. Эдеварт уже готов был поверить, что Август побывал в Индии и заглянул в свои сундуки.

Примерь-ка это! — сказал Август и достал из кармана жилетки кольцо в виде змейки. Оно тебе впору? Вот и бери его! Оно твоё!

Эдеварт, не веря: Моё?.. Это мне?

Август сделал вид, что рассердился: Не стоит поднимать шум всякий раз, когда я дарю тебе золотое кольцо. Будто ты мне не веришь! Я же сказал: кольцо твоё. Можешь показать его своему Кноффу, о котором ты мне писал, и спросить, есть ли у него такое кольцо.

Эдеварт, потрясённый: Не знаю что и сказать!

Они заговорили о Кноффе. В своём письме в Ригу Эдеварт расхвалил его и теперь не мог говорить о нём плохо, однако он не стал скрывать слабостей Кноффа, его хитрости и смешных сторон. Больное место Кноффа — посёлок на юге, где пароход делает остановку.

Что ещё за посёлок?

Эдеварт рассказал всё, что знал от Господа Бога и жителей Фусенланнета: посёлок, где останавливаются пароходы, с давних пор имеет экспедицию, которая на рейде обслуживает все суда, следующие по маршруту Вадсё — Гамбург, они проходят мимо Кноффа, не заходя к нему, хотя он и крупный торговец. И пусть это несправедливо, Кнофф не в силах изменить существующий порядок.

Август сразу вник в суть дела; с его богатым жизненным опытом, приобретённым за время скитаний по свету, ему ничего не стоило придумать выход из любого положения. Далеко ли нужно отклоняться от курса, чтобы зайти в бухту Кноффа? Какова глубина бухты? Есть ли поблизости селения или, может, они есть подальше от берега?

Эдеварт полагал, что селений там значительно больше, чем возле теперешней пароходной остановки, которая лежит на мысе.

Значит, Кнофф просто дурак!

Почему?

Август вошёл в раж, в голове у него уже сложился план, и он быстро спросил: Ты сказал, что на остановке экспедиторы обслуживают пароход в море, подплывая к нему на лодке?

Да.

И ещё, кажется, ты сказал, что бухта Кноффа не замерзает?

Да. Бухта не замерзает. Как и в Свольвере, ты знаешь.

Август внушительно: А раз так, Кнофф должен построить у себя пароходную пристань.

Пароходную пристань? Зачем? Эдеварт ничего не понимал.

Август дивился недогадливости Кноффа и потешался над ним. Да если б Кнофф построил эту пристань, пароходы уже давно заходили бы к нему! И пусть никто не говорит, что они пройдут мимо пристани, к которой легко подойти и где они будут в полной безопасности. Любой шкипер предпочтёт пришвартоваться к пристани, а не стоять на рейде в любую погоду.

Мало-помалу Эдеварт всё понял: ох уж этот Август! Ты кого хочешь удивишь, и как это ты всё так быстро сообразил! — воскликнул он.

Август, напыжившись: Мне бы потолковать с твоим Кноффом!

Ну так поедем со мной! — сказал Эдеварт.

Надо бы купить у Кноффа полоску берега и построить пристань, чтобы пароходы заходили ко мне. Тогда Кноффу волей-неволей пришлось бы арендовать у меня пристань, куда ему деваться. Уж я бы попил его кровушки, а потом продал бы ему пристань. Хочешь, покупай! Я человек справедливый.

Нет, ты должен поехать туда!

И не собираюсь! — фыркнул Август. А если хочешь знать моё мнение, так его шхуну на Лофотены должен вести ты сам!

Я?

Ты и никто другой! Пораскинь мозгами! И не забудь, раз этот Кнофф рассердился на тебя и не платит того, что положено тебе по праву, ты тоже можешь не щепетильничать с ним и его потомками до третьего или четвёртого колена. Уразумел? Вернёшь себе всё при покупке рыбы.

Я не могу вести шхуну, решительно сказал Эдеварт.

Как это не можешь? Разве я ничему не научил тебя на «Чайке»? Не объяснил, как читают карту, работают с компасом, ориентируются по банкам и маякам, как вообще ведут парусник? Мне стыдно за тебя, Эдеварт!

Да мне и не хочется вести эту шхуну.

Тогда ничего не поделаешь. Август сдался. Нет в тебе куража, чтобы выбиться в люди и работать головой. И никогда не было. Но в любом случае я не хочу быть шкипером на этой шхуне. Так и скажи своему Кноффу. У меня другие планы...

Друзья отнесли в город ещё несколько коробок с сигарами, они всё время были вместе, и Август даже отказался от выпивки. На этот раз никаких пирушек на берегу, сказал он, теперь я деловой человек. И будет странно, если я не сколочу состояния!

Дня через два он объявил, что собирается в Левангер на ярмарку, и великодушно пригласил Эдеварта поехать вместе с ним. Ранним хмурым и туманным утром они отправились в путь. Вот и хорошо, сказал Август, таможенники и полицейские становятся близорукими в такую погоду! С таинственным видом он поглядывал на небольшой сундучок, который держал под мышкой, и давал понять, что там хранятся большие ценности.

В Левангере на постоялом дворе Август запер дверь их комнаты и подошёл к Эдеварту. Пришло время явить нечто твоим глазам, сказал он — ну точь-в-точь как пророк из Писания — и открыл сундучок. В нём и впрямь оказались сокровища: золотые и серебряные украшения и драгоценные камни. И как только они к нему попали, все эти кольца, табакерки, ожерелья, цепочки, серьги, булавки? Эдеварт онемел от изумления и не мог оторвать глаз от этого богатства — ах, Август, Август! Навряд ли эти старые вещи были дорогими, однако они слепили глаза своим блеском и необычным, чужестранным видом. Август, побледнев от торжественности, время от времени называл цену то какого-нибудь массивного кольца, то медальона, отделанного бирюзой, золотом и мелким жемчугом. Надо думать, эти недорогие украшения и камни были поддельные, тем не менее они производили впечатление. Бог знает, уж не похищены ли они из закладной лавки или антикварного магазина, а то и из частных домов, было видно, что ими немало попользовались. Серебряный ларчик, украшенный причудливым черненым узором, верно, попал сюда из самой глубины России, он поражал изяществом отделки; Август открыл ларчик и достал маленькие золотые часы с синим камнем на крышке. Поменяемся? — предложил он, словно в шутку, сам понимая нелепость обмена такой дорогой вещи. Часы русской царицы, весь механизм из чистого золота, на пятидесяти рубинах! Наконец Август извлёк из своего сундучка длинный кусок шёлковой ткани с золотым узором; блеклая, красновато-голубоватых, словно умирающих тонов, с длинной бахромой на концах, она была прекрасна, как сон.

Эдеварт ничего не понимал, во всём этом была какая-то тайна. Нет сомнения, Август заложил солидную основу своего благосостояния, когда был шкипером на шхуне Скору, да и в последние месяцы он мог откладывать каждый шиллинг из своего матросского жалованья на барке «Солнечная радость», но ведь, кто знает, пожалуй, все эти украшения и бриллианты стоят целый миллион, откуда у Августа такие деньги? Эдеварт сидел как на иголках.

Август понимал, что у его товарища могут возникнуть некоторые подозрения при виде этих драгоценностей, но в ту минуту ему было не до объяснений.

Наконец Эдеварт спросил: Чей это товар? На кого ты работаешь?

Августу пришлось отвечать: Товар мой! И работаю я на себя. А ты что подумал?

Эдеварт: Да нет, меня это не касается.

Август, вспылив: Не касается? Ты не веришь, что эти вещи принадлежат мне? Но это всё моё, не сомневайся, смотри, я готов защищать их! С этими словами Август выхватил из кармана револьвер.

Ладно-ладно. Эдеварт сдался.

Ха, его не касается! Да это вообще никого не касается! — продолжал Август. Пойми, в России всё не так, как у нас. В Риге бывают пожары, иногда может сгореть тот дом, в котором есть драгоценности... Между прочим, там по соседству сгорели ещё три дома. Я вместе с другими парнями помогал тушить огонь, и делали мы это задаром. Однако нашлись среди нас и такие, которые хотели поживиться, всякая шваль, уличные воришки и проходимцы, по ним верёвка плачет, скажу я тебе, никакие они не христиане. А потом они приходили и навязывали нам все эти вещи и даже слушать не желали об отказе, мне пришлось купить это, чтобы они меня не убили. Вот как оно вышло. Хотя были среди них и неплохие парни, те не запрашивали, продавали почти за бесценок. Я дал им свой адрес, чтобы они от меня отстали, решил, что уж в Динамюнде они за мной не поедут. Но не тут-то было, они и там разыскали меня и однажды вечером заявились с кольцами, а в другой раз принесли серебряные табакерки, полные всякой всячины, и сказали, что если я этого не куплю, то купит кто-нибудь другой, они просто умоляли меня выручить их. Что мне оставалось делать? Они даже перекрестились и упали на колени, и я был вынужден оказать им эту услугу, у меня просто не хватило духу прогнать их. А ты бы прогнал?

Нет! — ответил Эдеварт, сраженный рассказом друга. Я бы поступил точно так же, как ты!

Позже Эдеварт задумался над своим ответом — эти слова не выражали его истинных чувств; ещё год назад такой ответ возмутил бы его, теперь же Август, Кнофф да и сама жизнь многому научили его, теперь его понятия о правильном и неправильном были уже не такими строгими, он стал зубастым и мог постоять за себя. Чудо, пережитое с Лувисой Магрете, ещё не померкло в его сердце, но немного сгладилось и потеряло свою остроту, ведь с тех пор прошло уже столько времени.

Ярмарка в Левангере была небольшая. Эдеварт быстро всю её осмотрел. На второй день он снова встретился с Папстом, евреем-часовщиком, они сразу узнали друг друга и обрадовались встрече. Они были друзьями. Эдеварт вынул из кармана часы и показал Папсту, что часы всё ещё у него, что он бережно обращается с ними, а также рассказал, как их оценили два часовщика в Бергене.

Конечно, они были друзьями, единомышленниками, а то как же! Через час добрый Папст уже напялил на Эдеварта свою крылатку, потому как тому было холодно в его тесной куртке, пусть крылатка Эдеварту немного великовата, какая разница, зато она тёплая и добротная, в ней множество карманов, и в них лежат новенькие серебряные часы, которые Эдеварт должен продать, но только пусть не говорит, что получил их от Папста, это лишнее.

Как продают часы? Мастер растолковал Эдеварту что к чему, дал много полезных советов, они даже поупражнялись, и Эдеварт оказался способным учеником, остальное ему предстояло освоить самому по ходу дела. О, это был полезный урок, который позволил ему быстро постичь кое-какие хитрости торговли. Эдеварт вырос в собственных глазах, чем он хуже Августа? Теперь и у него есть ценные вещи. Доверие Папста немало льстило его самолюбию, и ему хотелось не ударить в грязь лицом.

Эдеварт продал часы мальчишке-рассыльному и каким-то молодым людям, его ровесникам. Сперва он сильно завышал цену, но потом уступал, и это приносило плоды. Эдеварт научился расхваливать свой товар, открывать покупателям глаза на его достоинства, особенно забавно было менять часы в своих бесконечных карманах, часы то исчезали в них, то снова появлялись на свет Божий, и в конце концов он продавал именно первые часы из трёх или четырёх, которые показывал покупателю, — в этом и заключалась знаменитая хитрость Папста. Хо-хо, тут следовало быть начеку, и Эдеварт посмеивался про себя.

Когда он вечером вернулся домой и отчитался перед Папстом, тот одобрительно кивнул и спрятал деньги в большой бумажник; Эдеварт проявил сообразительность и смекалку, сказал мастер, большего от новичка трудно ждать, продать в первый же день пять часов — неплохо, неплохо, завтра будет ещё лучше!

На другой день Эдеварт продал вдвое больше часов, ещё бы, он уже освоил эту науку, хотя такая торговля была всё-таки ему не по душе. Не таким уж он был жестокосердым, чтобы не отдать одному молодому парню часы почти что задаром, — с голой шеей, посинев от холода, парень считал и пересчитывал свои монеты — одного далера ему не хватало. Начинающий торговец часами чуть не пустил слезу, когда парень в благодарность пожал ему руку. О Боже, невинность всё-таки дар небес, а всё остальное от лукавого! Эдеварта смутило, что этот его поступок, продиктованный состраданием, обернулся к его же выгоде, он даже заработал на нём; восхищенный покупатель не мог умолчать о своей удаче, он рассказывал о ней направо и налево, и это привлекло к Эдеварту много новых покупателей, и, хотя он больше не спускал цену, к полудню все часы были распроданы. Пошёл слух, что Эдеварт продаёт часы удивительно дёшево, откуда, интересно, он берёт свой товар? Уж не краденые ли у него часы? Однако какая разница, так даже лучше, покупателям улыбнулась удача, и они ею пользовались.

После полудня Эдеварт отправился на ярмарку с новой партией часов. Он бродил между рядами, всё время переходя с места на место и продавая часы то здесь, то там. Он прошёл мимо Августа, который сам был занят торговлей. Август опять выдавал себя за русского, он произносил странные слова и предлагал свой товар не так открыто, как Эдеварт. Среди его покупателей были и женщины и мужчины, но главным образом женщины. По всей видимости, торговля у него шла неплохо, он был весьма изобретателен, хотя и делал вид, что плохо говорит по-норвежски. Про одно кольцо он говорил, что оно обладает магической силой, про сережки — что их нашли во время землетрясения, а вот эти синие камни принадлежали когда-то одному великомученику. Фантазии ему было не занимать, и если одни смеялись и недоверчиво качали головой, то другие извиняли его тем, что он плохо знает норвежский. Август протянул шелковую ткань с золотым узором какой-то даме в шляпе и с грехом пополам объяснил ей, что в его стране, России, это была подвенечная фата княжны. Дама с улыбкой ответила, что ей не хочется закрывать себе лицо фатой, но шелковую ткань всё-таки купила.

В начале вечера давешний парень с голой шеей снова подошёл к Эдеварту, он был расстроен и испуган — его часы остановились, совсем перестали идти. Эдеварта словно обухом ударили но голове, ведь он подозревал, что эти дешёвые часы ненадёжны. Когда они остановились, только что? — спросил он у парня. Нет, уже давно, парень даже побывал с ними у часовщика. И что сказал часовщик? Парень застенчиво замялся, и Эдеварт не стал допытываться. Он потряс часы — ничего; попробовал снова завести их — нет, стоят. Эдеварт быстро прикинул, что может дать парню другие часы, Папст не заметит, что среди непроданных часов одни не ходят. Ученик вознамерился обмануть учителя, а почему бы и нет? Я дам тебе другие часы, сказал он парню. Большое спасибо! И они будут хорошо ходить? Эдеварт был тронут такой доверчивостью и решительно сказал: Выбирай, либо возьми другие часы, либо получи назад свои деньги.

Парень просиял: В самом деле? Большое спасибо! Он не знал, на что решиться.

Эдеварт помог ему советом: Не стану клясться, что ты получишь хорошие часы, на твоём месте я бы взял обратно деньги. Сдаётся мне, что так будет лучше.

Парень забрал свои деньги, поблагодарил и ушёл с лёгким сердцем.

А двое других парней подстерегли Эдеварта по дороге домой и пообещали вздуть за такую торговлю, они тоже побывали у часовщика и узнали, что их часам красная цена один далер, а они заплатили по три! Эдеварт не мог ввязаться в драку, потому что во всех карманах его крылатки лежали часы, он только спросил: Ваши часы остановились? Нет, не остановились, но тех денег они не стоят! Эдеварт повернулся и зашагал прочь. Парни пошли за ним и всю дорогу на чём свет стоит бранили его, однако не тронули.

Должно быть, часы и в самом деле были плохие. Рассчитавшись за тот день с Папстом, Эдеварт предупредил, что завтра — а это был последний день ярмарки — он будет занят.

Почему же? — удивился Папст. У тебя так хорошо получалось, а торговать в последний день самое милое дело.

Эдеварт объяснил, что должен помочь товарищу.

Видел я твоего товарища, остерегайся его, он продаёт краденое, сказал Папст. Послушай, не можешь же ты бросить меня одного со всеми этими часами?

Я должен ему помочь. Эдеварт был непреклонен.

Папст сделал вид, что огорчён, что ему трудно с этим смириться. Он напомнил, что, можно сказать, подарил Эдеварту дорогие часы, которые тот теперь носит в кармане, и снова попросил об этой последней услуге.

Эдеварт заупрямился ещё больше: Я продал для вас двадцать пять, тридцать или уж не знаю сколько часов, но не будем говорить об этом. Скажите только, что за часы я продавал?

Дешёвые часы по дешёвой цене.

У них серебряный корпус?

Похож на серебряный, ответил Папст, а уж какой он на самом деле, я не знаю.

Эдеварт: Я тоже не знаю, но сегодня ко мне пришёл один человек, он поцарапал свои часы, и под серебром оказалась медь.

Папст развел руками: Что ты хочешь, дешёвые часы — дешёвая цена.

А почему вы сами продаёте другие часы, а не эти, дешёвые?

Я полагал, что ты мог оказать мне такую услугу.

Да. Но обижаются-то люди на меня, сегодня два покупателя шли за мной и хотели меня вздуть.

Хо-хо! Такого сильного парня! — засмеялся Папст. К тому же ты больше никогда не приедешь в Левангер, а вот я приеду. Старый Папст всё время кочует с места на место и часто возвращается туда, где уже был. Вот так-то.

Бесспорно, Эдеварту следовало выказать старому доброму еврею благодарность и поработать на него ещё один день, но он не мог пересилить себя. Несмотря на это, они расстались друзьями; Папст похлопал его по плечу и сказал: Мы с тобой ещё обязательно встретимся! Он не предложил

Эдеварту никакой платы за его услугу, но Эдеварт и не ждал этого, он вернул крылатку с карманами и налегке отправился к себе на постоялый двор.

Август вернулся домой не в духе.

Здесь невозможно получить за вещь хорошую цену, с горечью сказал он. Даже если не запрашиваешь, всё равно приходится сбавлять цену, пока с тебя не сдерут шкуру! И что тут только за люди? Вердальцы, одно слово, да вердалец заболеет, если не собьет цену. Левангер! Он сделал гримасу. Видел ты ещё где-нибудь таких жуликов? Завтра я опять попытаюсь и, если не получу, сколько прошу, тут же уеду!

Ты продал часы царицы? — спросил Эдеварт.

Продал! Сколько, ты думаешь, мне предложили за них в этой деревне?

Часы идут?

Конечно, идут. А что?

Тогда ты сможешь продать их в Тронхейме, сказал Эдеварт.

Чтобы меня там арестовали?

Август всё видел в мрачном свете, он был недоволен и зол. Он приехал в этот торговый посёлок с пятьюстами жителями в надежде сбыть украшения и драгоценности — и вдруг такое разочарование. Правда, Август всё-таки неплохо заработал на своих золотых вещах, однако неудачи выводили его из себя, теперь о большом богатстве можно было забыть.

Утром Август пересчитал оставшиеся украшения и прикинул, сколько какое стоит по ценам Левангера, надо сказать, весьма сходным. Эдеварт купил у него за наличные маленький золотой медальон, который носят на шнурке, медальон был простенький, и Август не хотел брать за него деньги, но всё-таки взял столько, во сколько сам же и оценил его.

Оставшись один, Эдеварт оделся. У него было чувство, что ему лучше не показываться в людных местах, где его могли узнать и снова начать преследовать, однако дома ему заняться было решительно нечем — от раздумий толку мало, а читать он терпеть не мог, как раньше, так и теперь. Днём Август зашёл поесть и снова ушёл, осмелился выйти из дома и Эдеварт — дни стали короче, и уже начинало смеркаться.

Августа он нигде не нашёл, но увидел идущего впереди Папста; Папст разговаривал со всеми встречными как старый знакомый, иногда он доставал из кармана часы и показывал их то одному, то другому. Эдеварт знал теперь каждое движение его руки и почти мог угадать, что он говорит.

Неожиданно из какого-то дома вышел Август. Уж не пьян ли он? Да нет, ни капли. Но он был возбуждён, словно одержал победу. Я теперь решил ходить по домам, сказал он, с самого начала надо было так делать. Зашёл к золотых дел мастеру и продал ему две вещицы, но купить больше он не мог. Потом пошёл к аптекарю. Между прочим, я продал часы царицы.

Правда?

Август кивнул: И получил за них хорошие деньги. Их приобрела та самая дама, что купила подвенечную вуаль, она оказалась женой аптекаря; она долго не верила, что часы принадлежали русской царице, но я перекрестился, и тогда она позвала мужа. Если тебе нравятся эти часы, ради Бога, купи их, сказал он. Кажется, всё налаживается, Эдеварт, дела пошли на лад, сейчас я отправлюсь в одно местечко, здесь в Левангере живёт много офицеров и есть один богатый капитан... Что этим парням от тебя надо?

К Эдеварту подошли два вчерашних покупателя, они возмущались, что он их надул, всучил им часы, которые гроша ломаного не стоят, так им сказал часовщик, и теперь они намерены расторгнуть сделку, гони обратно деньги!

Но сегодня у Эдеварта не было в карманах часов, которые он мог бы повредить, ввязавшись в драку, поэтому он толкнул самого настырного и велел парням убираться. Если на то пошло, он не отвечает за плохие часы Папста! Его наняли, он продавал чужой товар, может, товар и в самом деле не слишком хорош, но он-то тут при чём? Сделка есть сделка. Все торговцы не больно-то щепетильны, почему же ему быть другим?

Так, переругиваясь, они шли по улице; парни кричали каждому встречному, что Эдеварт продал им томпаковые часы за серебряные и ещё пожалеет об этом! Они встретили Папста и пожаловались ему, что этот тип, который продавал тут часы, обманул их; парни вытолкнули Эдеварта вперёд и ткнули в него пальцем — вот он, полюбуйтесь!

Папст грустно покачал головой — что поделаешь мир несовершенен, — а потом начал уговаривать возмущённых парней: пусть этот торгаш убирается на все четыре стороны, чтобы и духу его здесь больше не было, нечего ему здесь делать! А вы попросите часовщика привести ваши часы в порядок, сказал он парням, это вам станет недорого, зато вы будете при часах!

Что, чинить новые часы? Да это неслыханно! — не унимались парни. Часы остановились сразу, как мы их купили, они и шли-то, только пока он тряс их!..

Да-да! Папст от души сочувствовал парням, продолжал уговаривать их и напутствовал такими словами: Нельзя покупать часы у первого встречного, покупайте только у Папста. Папст вас не обманет!

Эдеварт вернулся домой и больше уже никуда не выходил. Хватит с него! Он опять заглянул за ограду: там не было ни большого зеркала, ни золоченых вещей, там был только мир, в котором все старались обмануть друг друга...

Август вернулся в конце дня. Он продал ещё не всё, но сундучка у него уже не было, и оставшиеся украшения он рассовал по карманам. Сундучок пришлось выбросить, сказал он, так уж получилось. Ну и дыра этот город, помоги нам, Господи, поскорей выбраться отсюда! Надо уезжать, Эдеварт, и, если можно, нынче же вечером!

Вечером мы не можем уехать.

Август рассказал: Я продал тому капитану несколько дорогих вещиц, он живёт далеко за городом, и я еле выбрался оттуда. На обратном пути мне попался один большой дом, и я сунулся туда. А это оказалась школа. Чёрт меня понёс в эту школу! Ко мне вышел директор. Я объяснил, что я русский и хотел бы кое-что продать. Но он лишь мельком глянул в мой сундучок, потому как у директоров школ, сам знаешь, денег не водится. Ага, говорит, ты русский, очень интересно, садись, пожалуйста, я был директором школы в Хаммерфесте и немного знаю твой язык! И, представь себе, заговорил со мной по-русски! Чёрт бы его побрал! Я и кивал, и улыбался, и осенял себя крестным знамением, но он всё пытался что-то у меня узнать, а что я мог ответить ему? Я говорил «хотетьещё» и всякие другие хитрые слова, но он ничего не понял и покачал головой. Конечно, у меня был с собой револьвер, но не мог же я застрелить человека только за то, что он знает русский, потому я махнул рукой, захлопнул свой сундучок и хотел уйти. Однако директор загородил мне дорогу — что-то ему от меня было нужно, и я испугался, что он сдаст меня полиции. Я и сейчас этого боюсь.

А куда ты дел сундучок? — спросил Эдеварт.

Август: На бегу я выгреб из него все украшения и рассовал их по карманам, а сундучок выбросил, чтобы меня по нему не опознали. Поверь, я поступил правильно! Жаль, что я не выдал себя за малайца или сиамца, ведь я знаю и эти языки. Так ты думаешь, мы не сможем уехать сегодня?

Нет, ответил Эдеварт. Но ведь ты не совершил никакого преступления, разве не так?

Август: Какое преступление! Что я такого мог совершить? Я даже револьвер не вытащил! Август никак не мог успокоиться; он давно не ел и хотел бы поужинать, однако не осмелился покинуть постоялый двор и лёг голодный.

Друзья благополучно вернулись в Тронхейм, и на душе у Августа полегчало. Как-никак бумажник его был набит деньгами, да и поездка в общем удалась. Так в чём же дело? Не всё получилось так, как я задумал, сказал он.

Да, не всё: богатства, которым можно было бы похвастать, он не нажил. У Эдеварта желания были скромнее, но Август только презрительно фыркнул в ответ, у него были большие планы: он собирался сделать какое-нибудь выгодное приобретение, а потом продать во много раз дороже. Деньги же, вырученные на ярмарке в Левангере, сущие пустяки! Дай Бог, чтобы их хватило зиму прожить. А хозяйка лавки, которой Эдеварт отнёс дюжину коробок сигар, до сих пор не может за них расплатиться. Дюжина коробок для Августа большая потеря. Хозяйка, конечно, пыталась отдать свой долг, но... Нет, сказал Август, надо опять что-то придумать!

Давай пойдём зимой на север, предложил Эдеварт.

От удивления Август даже рот открыл, но, помолчав, сказал: И как тебе такое взбрело в голову? Да я весь мир объездил! К тому же я ещё не списан с барка, он стоит в Тронхейме и должен сделать ещё один рейс в Ригу.

Значит, ты снова пойдёшь на барке?

Да, я уже всё обдумал. Только теперь я поступлю иначе: закуплю побольше товара и сам зафрахтую целое судно. Что скажешь? То-то все удивятся! Август повеселел и опять начал хвастаться.

А как ты продашь свой товар? Даже то немногое, что у тебя было, ты с трудом продал в Левангере.

Как продам? Не тревожься, есть ведь и другие ярмарки.

Ну что ж, только смотри, не пожалел бы ты потом об этом, помолчав, сказал Эдеварт.

Но эти сдержанные слова лишь усугубили упрямство Августа: что этот птенец понимает в делах? Август сердито отвернулся от Эдеварта — да как он смеет донимать его в такую минуту и сеять сомнение в его душе!

Друзья провели вместе ещё два дня; пока барк загружали вяленой рыбой и разным другим грузом, они сходили в город и продали оставшиеся украшения, оба вели себя чинно, даже посетили церковь и музеи; они обошли весь город, и ничто не укрылось от их глаз. В гавани Август рассказал Эдеварту всё, что знал о портовых пакгаузах; вот бы Кнофф из Фусенланнета послушал сейчас, как он рассуждает о причалах!

Да, Август вёл себя чинно. Теперь, когда его бумажник был набит деньгами, он не позволял себе лёгкомысленных пирушек на берегу. Вот если бы денег было мало или их не было вовсе, тогда бы ему ничего не стоило за один день спустить всё своё матросское жалованье, а потом мучиться с похмелья, но ведь матросское жалованье для того и существует, его не откладывают на будущее — гулять так гулять! Бумажник с деньгами — совсем другое дело!