"Касандра Брук. Милая Венера " - читать интересную книгу автора

А теперь я поведаю тебе о моих путешествиях.
Олимпия - сплошное волшебство. Идеальным руинам положено быть
романтичными - иллюзорное ощущение прогулок по прошлому, когда мы понятия
не имеем, каким оно было на самом деле, а если бы знали, так оно бы нам
очень не понравилось. Все эти колонны храма Зевса, лежащие там, будто
Блекпулская скала, нарезанная на куски: так и ждешь увидеть надпись
"Олимпийские Игры четырехсотого года до Р.Х." Они выглядят такими
прекрасными среди своего запустения! Американец рядом со мной спросил: "А
почему они не поставят их, на место?" "Потому что получится вокзал", -
ответила я. "Он бы тут им не помешал", - добавил он. Его жена выглядела
крайне шокированной. На старом стадионе поблизости немецкие фрау в
лакостовских теннисках топали двухсотметровку с грудями в боки.
"Спартанки бегали голышом", - сообщила я моему американцу. "Я рад, что
эти одеты, - ответил он, - не то наступили бы и свалились".
Тут жена потащила его обедать. Я не из тех женщин, которые нравятся
женам.
Волшебство возникло вечером. Я подкупила охранника, чтобы он позволил
мне остаться после наступления темноты. И тут из-за деревьев выплыла луна,
совсем круглая. И все оделось серебром с чернью. Я сидела, слушала, как
ухают совы и квакает миллион лягушек. Такой покой и мир!
Почему древние развалины вызывают такое чувство? Выбрасывают тебя за
пределы времени?
Затем через центральный Пелопоннес в Мистру. Своего рода Помпея на
крутом склоне, с той только разницей, что старинная дорога петляет от одной
древней церкви к другой. Оказывается, одно время тут была столица
Византийской империи. А потому повсюду изумительные фрески. И вокруг
никого, кроме меня. Ну, это не совсем точно. Еще там был мой греческий гид.
Совсем еще мальчик, но жутко хорошенький.
Копна черных курчавых волос и пикассовские глаза. Знаешь, Джейнис, я
не самое лучшее знакомство. Как ты думаешь, о чем я подумала сразу же? Не:
"Нравится ли мне этот парнишка?"
Не: "Нужен ли мне игрушечный мальчик на вечер?" И даже не: "Куда мне
его отвезти?". Знаешь, самый первый вопрос, который я себе задала, даже еще
не сообразив, что хочу его, был:
"А я захватила с собой презерватив?"
Да, захватила, хотя юный сатир не знал, что это такое, и упорно
утолщался всякий раз, как я пыталась надеть его, куда следовало. Не
исключено, что я наградила его боязнью кастрации на всю жизнь. А когда я,
наконец, добилась своего, он не знал, куда его сунуть, и я поняла, что
чувствует корова, когда фермер тычет в нее палкой. Несомненно, это был его
"первый опыт", и настолько травмирующий, что, боюсь, как бы он не оказался
и "последним". Бесспорно, обстановка не содействовала спокойствию его духа:
дело же было в церкви. Я еще никогда в церквах не трахалась. И все время
твердила себе: "Это не кощунство. Я же еврейка". Впрочем, церковь была
заброшенная. Как, по-твоему, это что-то меняет? В конце концов он таки
умудрился с протяжным стоном, будто испускающий дух воин, - и к лучшему. Я
услышала звук приближающихся голосов, явно немецких, так что нам пришлось
молниеносно одеться и начать любоваться фресками.
Полагаю, тебе хочется знать, наслаждалась ли я.
Не слишком, вынуждена я признать - ни музыки сфер, ни комет,