"Ва-банк!" - читать интересную книгу автора (Суэйн Джеймс)15Яростно жуя незажженную сигару, Ник вел свой «Кадиллак» по отвратительному новому району, где проживала Нола Бриггс. Впереди маячил седан лейтенанта Лонго – на нем не было ни мигалок, ни иного признака принадлежности к полицейскому департаменту. Машина Лонго завернула в тупиковую улочку, и Ник последовал за ним. Они ехали уже минут двадцать, а кондиционер все не мог разогнать накопившийся в автомобиле жар. На переднем сиденье, рядом с Ником, расположился Валентайн, на задних сиденьях – Уайли и Сэмми Манн. За все время никто не произнес ни слова, и от этого путь казался еще длиннее. Наконец Уайли нарушил молчание. Он промокнул лицо платком и спросил: – Где это мы, черт побери? Никто не знал. Хоть Сэмми уже бывал здесь с полицейскими, самостоятельно найти дорогу он бы не смог: квартал вырастал из пустыни словно сорняк – без всякой логики и намека на архитектурный замысел. Заметив группу мальчишек на роликовых коньках, Ник притормозил. – Вы по-прежнему считаете, что Нола виновна? – спросил Уайли у Валентайна. Валентайн обмахивался журналом словно веером. – Считаю, – ответил он. – Ну, не знаю… – протянул Уайли, и все удивленно уставились на него. Он быстро добавил: – Ей же светит от пяти до десяти лет. Так почему она не объявила себя главной свидетельницей против Фонтэйна? Полицейские тогда бы ее точно отпустили. Это было идиотское соображение, и Валентайн попытался объяснить: – Потому что она уже слишком глубоко во всем увязла. И сейчас просто прикрывает задницу. – С чего это вы так уверенно об этом говорите? – Просто я уже наблюдал такие сцены сотни раз. – То есть? Валентайн повернулся к Уайли: – Когда обстоятельства позволяют, большинство людей непременно жульничают. Такова человеческая натура. – Что значит «большинство»? – спросил Уайли. – Я имею в виду большинство игроков, – ответил Валентайн. – Возьмем, к примеру, мою бабушку. Даже она жульничала, когда играла в карты с родными. Она держала в одной руке карты, а другой перебирала четки. Я-то думал, она молится, раз шевелит губами, но как-то раз я вышел из комнаты, а потом тихонечко вернулся и стал позади нее. Так вот бабуля моя считала карты, а четки служили ей чем-то вроде счетов. – Ваша родная бабушка! – воскликнул Уайли, совершенно потрясенный этим рассказом. – Да, эта история и открыла мне глаза на человеческую натуру, – заявил Валентайн. Машина Лонго притормозила у дорожки к дому Нолы, точно такому же, как все дома на ее улице. Господи, подумал Валентайн, как можно прожить среди этих одинаковых коробок десять лет и не сойти с ума? Ник припарковался на другой стороне улицы. Они выбрались из машины и подошли к стоявшим на лужайке перед домом Хиггинсу, Лонго, закованной в наручники Ноле и ее адвокату. – Давайте постараемся проделать все это быстро, – сказал Лонго, нацепив полицейскую бляху: давал окружающим понять, что он при исполнении. – Я тоже хочу взглянуть на письма, – сказал Ник. – Они настоящие, – ответила Нола. – Сами убедитесь. На тротуаре собралась группа мальчишек. Нола подняла скованные руки и крикнула: – Привет, Джонни, Тейлор и Джош! Все у вас в порядке? – Да, мадам, – ответили мальчишки хором. – Я меняла пеленки, кажется, всем мальчикам в этом квартале, – пояснила Нола своему адвокату. – Им, наверное, очень неприятно видеть вас в таком вот положении, – заметил адвокат. – Еще бы! – Нола подсунула скованные руки под стоявший у входной двери горшок с кактусом и сказала: – Ключ здесь, лейтенант. Лонго приподнял горшок и вытащил ключ. – У вас установлена охранная система? – спросил он, вставляя ключ в замок. – Нет, – ответила она. – И собаки тоже не имеется. – Вот и хорошо. Лонго открыл дверь, и их окатила волна ледяного воздуха. Валентайн стоял первым, поэтому основной удар пришелся на него. Уайли отошел назад к тротуару, достал бумажник и раздал мальчишкам по доллару: – Вот, ребята. Сделайте одолжение, исчезните. Ребята исчезли, но недалеко – отошли к углу и снова уставились в их сторону. На пороге возник Лонго: – Все чисто. Первыми в дом вошли Нола и адвокат, следом за ними Хиггинс, потом Ник и Валентайн. Но когда на пороге возникли Сэмми Манн и Уайли, Лонго сказал: – Шестеро – это уже толпа. Вы останетесь здесь. – Но почему? – обиделся Уайли. – Мы же тоже в этом участвуем. – Знаю, – ответил Лонго. – Вы на нее указали. Именно поэтому вы и остаетесь. И лейтенант захлопнул дверь. Вернувшись в машину Ника, Уайли спросил: – Ну и что нам теперь остается делать? Сэмми включил двигатель и принялся вертеть ручки настройки кондиционера. Но вентилятор гнал раскаленный воздух: Никовы машины вечно барахлили, хотя он был верен им куда больше, чем своим женщинам. – Хут эдук бе тесук у шуфут, – ответил Сэмми. – Что это ты такое сказал? – Это по-арабски, – пояснил Сэмми. – Любимое выражение моего папаши. – Вот уж не знал, что ты араб. – Что ж, теперь вот знаешь. – Ну и что это означает? – Засунь палец в задницу и свистни. – Тогда и ты засунь, – сказал Уайли. Валентайну показалось, что Ника вот-вот хватит удар. Ступив в убогий Нолин домишко, Ник принялся топтаться и озираться с таким видом, будто на него обрушились давно забытые воспоминания. Он схватил Валентайна за руку и воскликнул: – Господи Боже, да я помню это место! – Неужели? Ник кивнул и показал вниз: – Тот же дешевый оранжевый ковер! Уродливее него только покрытие в моем собственном казино! – Он тихо засмеялся, продолжая оглядывать гостиную. – Может, она не могла позволить себе купить другой, – предположил Валентайн. – И в доме все по-прежнему, Тони. Ничего с той самой ночи за эти десять лет не изменилось. Валентайн сходил в кухню и принес Нику стакан воды. – О какой ночи вы говорите? – Мы ссорились, – ответил Ник. Он подошел к раздвижной стеклянной двери и уставился на «сад камней» в заднем дворике. – Господи, я вспомнил все, словно это было вчера. Я стоял вот здесь, а Нола – там, где вы сейчас, и она орала на меня что было сил. – А из-за чего? Ник потер лоб: – Не знаю. Наверное, я что-то такое сказал. Ну, знаете, как с женщинами бывает: скажешь что-нибудь и – бах! – они взрываются, как двести тонн тротила. Он уставился в пространство, силясь вспомнить: – Она швырнула в меня горшок с цветами, чуть в голову не попала, а потом как заорет: «Я тебе член отрежу, ты, сукин сын!» Ник поперхнулся и умолк. – В чем дело? – спросил Валентайн. – А может, это не Нола крикнула, а какая-то другая цыпочка? – спросил сам у себя Ник. Поскреб живот и добавил: – За эти годы столько их перебывало! – пожаловался он. – Я уж всех и не припомню, все как в дыму: пьянка, секс, эти безумства, чтобы произвести на них впечатление! Ну, знаете, как бывает. Валентайн не знал: он был из тех странных особей, что всю свою взрослую жизнь провели с одной-единственной женщиной. – И вы теперь жалеете об этом? – спросил он. – Ну конечно, – ответил Ник. – Надо было хотя бы записывать. Откуда-то из глубины дома донеслись жалобные возгласы Нолы. Валентайн с Ником поспешили по коридору к остальным, собравшимся в ее спальне. Комнатка была маленькой, темной – жалюзи никто не поднял. Нола, с которой сняли наручники, стояла на коленях перед картонной коробкой, которую она, видимо, вытащила из-под кровати. – Но электронные письма, которые я получала от Сонни и потом распечатывала, были здесь, – причитала она со слезами в голосе. – Я хранила их в одном конверте со свидетельством о браке. – Она в отчаянии глядела на них снизу вверх. – Я клянусь, Богом клянусь! – Может, вы положили их в какое-то другое место? – попытался помочь ей Хиггинс. – Подумайте хорошенько. – Нет! – воскликнула она, снова перерывая все бумаги в коробке. – Здесь они были! Наверняка он сюда забрался и выкрал их! – Кто? – спросил Хиггинс. Нола опустила голову и горько разрыдалась: – Сонни меня подставил! – рыдала она. – Я снова впустила его в мою жизнь, и вот что этот сукин сын со мной сделал! Она в отчаянии раскачивалась из стороны в сторону, отказываясь принимать этот последний удар. Даже у Валентайна сердце дрогнуло. Ник вытащил шелковый носовой платок и протянул ей: он уже жалел, что затеял всю эту историю. – Не делайте этого, – предупредил Лонго, но Ник все равно опустился на колени рядом с Нолой. – На, возьми, – сказал он. – Спасибо, Ник. – Она вытерла глаза. – Скажи-ка мне вот что, – спросил грек. – Я помню, что когда-то уже бывал здесь. И мы с тобой ссорились. – Ссорились? Да это было сражение на уровне третьей мировой войны! – Я что, вывел тебя из себя? – Еще как! Ник неуверенно глянул на Андермана: стоило ли вести этот разговор в присутствии ее адвоката? И все-таки спросил: – А что я такого сделал? – Неужели не помнишь? Ник покачал головой. – Что ж. Может, вот это освежит твою память… И Нола, с разрешения Лонго, прошла в ванную комнату. Открыла шкафчик, достала баллончик с лаком для волос и протянула его лейтенанту. – Сейф я себе позволить не могу, – пояснила она. Лонго перевернул баллончик. Никакого лака в нем не было – он оказался имитацией, с отвинчивающимся дном. Лейтенант открутил донышко, и в руку ему выпала маленькая коробочка. Лейтенант присвистнул и протянул ее Нику: – Узнаете? Ник в недоумении уставился на обручальное кольцо с бриллиантом, которое все эти десять лет хранилось у Нолы в ванной. Судя по чистоте камня, кольцо было куплено у Мордехая, лучшего в городе ювелира. – Это я тебе подарил? – спросил он в изумлении. – Ты стоял на коленях в этой самой гостиной и просил выйти за тебя замуж, – рявкнула Нола, позволив горьким воспоминаниям вырваться наружу. – Просил меня стать твоей женой, твоей радостью, твоим счастьем! Только все это была брехня! Ник закрыл коробочку: теперь он вспомнил. Он заплатил за кольцо двадцать тысяч. Наличными. Нола была лучшей из его женщин. Ну, по крайней мере, в тот момент ему так казалось. – Да только ты хотел, чтобы, прежде чем мы пойдем под венец, я нарастила себе сиськи, – сказала она. – Я ответила: нет, только после свадьбы, а ты твердил – перед. Ты желал, чтобы рядом с тобой была невеста с большой грудью. Я спросила: «Так на ком ты хочешь жениться? На мне или на сиськах?» А ты ответил: «Я беру пакетом». Я сказала: «Значит, я для тебя недостаточно хороша!» А ты покачал головой и сказал: «Не в том дело. Мне нужны большие сиськи». И мы поругались, и в конце концов я вышвырнула тебя вон. Ник принялся совать ей кольцо обратно, Нола брать отказывалась. Ник залился краской стыда, и тогда вмешался Хиггинс: – Минуточку! В полицейском участке вы заявили, что Ник никогда не просил вас сделать пластическую операцию и увеличить грудь. – Да, я так и сказала. Хиггинс недоуменно воззрился на нее. – Я врала, – пояснила Нола. Ее адвокат издал легкий рык. Лонго и Хиггинс посмотрели на него, потом друг на друга. Валентайн, в свою очередь, тоже молча взирал на присутствующих. Один только Ник не понимал, что произошло. А произошло следующее: Нола их всех провела. Вот почему он особенно не удивился, когда услышал, как хлопнули ставни на окне спальни. В комнату упало что-то большое и круглое, покатилось и остановилось у ног Лонго. Дымовая граната! – мелькнуло у Валентайна. Полицейская, для разгона уличных демонстраций! Через секунду спальню заволокло темное облако. Валентайн первым кинулся к двери. Пусть Лонго сам разбирается, раз уж он не взял с собой подкрепления! В коридоре тоже был дым – он струился из решетки кондиционера. Пробираясь на ощупь, Валентайн силился припомнить расположение комнат, а сзади, из спальни, доносились вопли Нолы: – Выпустите меня! Выпустите меня! Валентайн заколебался: страх трудно подделать, а в голосе Нолы слышался настоящий ужас. Черт побери, что происходит? Неужели Сонни действительно ее подставил? Из дымовой завесы вырвался Андерман, и они вместе устремились к выходу. За ними, надсадно кашляя, бежал Ник. Выскочив на лужайку, он изо всех сил пнул адвоката в лодыжку, и тот рухнул на траву. Сердце у Валентайна билось как бешеное, он задыхался. Мир завертелся у него перед глазами, и он услышал радостный гогот соседских мальчишек. Валентайн сел на траву и подождал, пока в голове хоть немного прояснится. Через секунду из дома выскочили Лонго и Хиггинс. Из дверей продолжал валить дым – почему-то без запаха. Позже они узнали, что источником дыма оказался сухой лед, который используют мороженщики. И был он совершенно безвреден. – Где Нола? – спросил Валентайн. Этого не знал никто. – Пустите, пустите! – кричала Нола человеку в черной горнолыжной маске, впрыгнувшему через окно. Вместо этого человек сбил ее с ног. Нола почувствовала, как на голову ей натягивают что-то вроде матерчатого мешка, потом человек взвалил ее на плечо и вылез через то же разбитое окно. Нола колотила его в мускулистую спину, пока хватало сил, а человек только тихо засмеялся и похлопал ее по заднице. – Прекратите! – взвыла она. Она услышала, как похититель бренчит ключами – явно от машины. Потом открылся багажник, и похититель запихнул ее внутрь – под боком она почувствовала запаску. Места в багажнике было мало, и похититель заставил ее подогнуть ноги. – Не беспокойся, детка, – в голосе его звучал явный техасский акцент. – Я провертел дырочки, так что ты не задохнешься. И багажник захлопнулся. Мотор взревел, а через несколько секунд взвизгнули тормоза, раздался автомобильный гудок, послышались крики соседских мальчишек. «Господи! – молила Нола. – Не позволь ему на них наехать!» Машина совершила вираж, и Нола догадалась, что они выехали с парковки у ворот Лужков. Она надеялась, что услышит вой полицейских сирен, но надежды ее не оправдались. Вскоре машина уже мчалась по шоссе, и Нола сдалась – ее покинули остатки боевого духа. Похититель завел музыку – из того разряда, которую мужики обычно заводят, когда хотят намекнуть девушкам на свои намерения. «Ганс энд роузис», «Ван Хейлен», «Аэросмит»… Все женщины, мол, похотливые сучки, все мужики – соблазнительно воняющие пивом хищники. Стив Тайлер из «Аэросмит» блажил: «Сядь на мой прибор длиною в десять дюймов…» Нола заткнула уши. Ей ужасно хотелось плакать, но она сдержалась. Ты сама в этом виновата, думала она. Ты видела в мужиках ответ на все свои вопросы, ты надеялась, что любовь хорошего парня – это все, что тебе нужно, чтобы избавиться от одиночества, которое преследовало тебя с самого раннего детства. И каждый раз ты с готовностью открывала им дверь. Хуже всех был Ник, но разве ты, расставшись с ним, уехала из Вегаса? Нет, тебе надо было остаться – ему назло, доказать, что ты и сама можешь справиться. И каким образом ты пыталась этого достичь? Приняла от него работу в его же собственном казино и сделалась его рабыней. Все правильно: «Сядь на мой прибор» и заткнись… Прошло минут двадцать. Автомобиль – как поняла Нола – свернул с шоссе. Ей удалось стянуть с головы мешок, и она стала смотреть на дорогу сквозь столь любезно проделанную дырочку. В пределах видимости никаких других машин не было, и Нола поняла, что они едут по пустыне, а там уж ее точно никто никогда не найдет. Автомобиль свернул с основной дороги и еще какое-то время ехал по щебенке. Похититель притормозил и трижды просигналил. Нола услышала, как поднялись металлические ворота, машина въехала внутрь, и ворота с тяжелым стуком опустились. Через несколько секунд крышка багажника поднялась, и Нолу ослепил яркий свет. – Вставай, солнышко, и сияй, – объявил похититель. Нола выбралась из багажника, протерла глаза и огляделась. – Здесь не очень шикарно, но это наш дом, лапушка, – сказал похититель. Они находились внутри какого-то пустого склада, холодно было, как в рефрижераторе. В центре огромного помещения располагалась копия пита для блэкджека из «Акрополя» – несколько старомодных столов. У одного из них стоял Фрэнк Фонтэйн. На нем была красная шелковая рубашка, и он мастерски тасовал колоду. Здесь же располагался огромный мольберт с планом игрового зала «Акрополя», размеченный, словно карта военных действий, голубыми и желтыми линиями. – Привет, – сказал Фонтэйн. – И тебе привет, – онемевшими губами прошептала Нола. – Что, удивил я тебя? – И еще как. – Ты в порядке? – Бывало и лучше, – сказала она. – Я не причинил ей никакого вреда, Фрэнк, – заявил стоявший рядом с ней похититель. Он уже успел сменить лыжную маску на огромную шляпу. Высокий, мускулистый блондин с продубленной солнцем и ветром кожей. Настоящий ковбой, подумала Нола. Развернувшись, она отвесила ему звонкую пощечину. – Ах ты сволочь, хам! Ковбой улыбнулся, словно она сделала ему комплимент. Фонтэйн вышел из-за стола и сказал ковбою: – Хорошая работа. – Спасибо, – ответил тот. Нахлобучив свою шляпу на Нолу, ковбой открыл ворота и растворился в ярком солнечном свете. Фонтэйн подошел ближе. Нола вся сжалась и вопреки самой себе разревелась. – Скучала по мне? – спросил он. – Пошел ты, Фрэнк, или Сонни, или еще как там тебя зовут! – рыдала Нола. Сжав кулаки, она попыталась стукнуть его в грудь, но он перехватил ее руки и держал, пока она не успокоилась. – Чтоб ты сдох вместе со своими планами и схемами! – рыдала Нола. – Я тоже соскучился, – сказал он. |
||
|