"Макс Соломонович Бременер. Присутствие духа" - читать интересную книгу автора

все-таки она даже улыбнуться в ответ не смогла, так ей горько было
расставаться с бабушкой, которая никогда не носила ее на руках, но была
родная...
- Женя, можно вас на минуту?.. - спросила Валерия Павловна и жестом
пригласила Гнедина в соседнюю комнату, куда он не заходил еще.
Он подумал, что она хочет что-то сказать ему о Маше так, чтобы та не
слышала, но она подвела его к маленькому столику, стоявшему возле детской
кровати с голым матрасом, и, помедлив, вынула из ящика старый дамский
портфель.
- Женя, тут фотографии... - нерешительно, почти опасливо проговорила
она, отпирая маленький замочек и доставая пачку снимков самого различного
формата: частью больших, наклеенных на паспарту, а частью маленьких, чуть
покрупнее марки (их, верно, когда-то собирались увеличить, да потом
забыли). - Вот... Здесь и Люсины есть. Можете себе отобрать, если хотите. А
остальные... - Она отделила от пачки небольшой альбом, раскрыла его наугад и
сразу захлопнула на одной, потом на другой странице...
Мельком Евгений Осипович увидел лица незнакомых пожилых людей, прямо,
покойно сидящих в креслах с очень высокими спинками, одетых так, как
одевались к концу прошлого века в Харькове по воскресеньям состоятельные
люди, идя к модному фотографу (его имя, вензеля и адрес фотографии были
вытиснены на паспарту золотом).
- Это мои папа и мама, - сказала Валерия Павловна, и Гнедину странно
было услышать эти слова из ее уст; наверно, потому, что она сказала не
"родители", не "отец и мать", а так вот - "папа и мама". - Не знаю, что мне
с ними?.. - Она повертела портреты в руках, положила на край столика, -
Они-то уж никому не дороги и не нужны...
- Почему? Нужны, - возразил Гнедин. - Мы с Машей возьмем их и
сбережем. - Ему показалось, что Валерия Павловна колеблется. - Зачем
оставлять их здесь?
Мгновение она глядела на Гнедина в упор - близоруко, растерянно,
растроганно. Потом отвела взгляд, сделала глотательное движение (кожа на шее
натянулась и снова обвисла).
- Я и не думала оставлять их, - сказала затем Валерия Павловна ровным
голосом. - Я думала уничтожить. Женя, спасибо вам... - Она вложила
фотографии в портфель и протянула ему: - Ну, идите.
...На полпути от крыльца к калитке Маша приостановилась вдруг:
- А мне нести... что?
Евгений Осипович покачал головой и опять улыбнулся ей, как тогда, когда
бабушка просила не баловать ее.
- Ты будешь идти с пустыми руками, как барыня... Маша торопливо
оглянулась на дом:
- Можно тогда, дядя Женя, я одну куклу возьму?
- Возьми, - сказал он. - Я подожду.
Девочка стремглав кинулась в дом и через минуту выбежала в сад, неся,
как младенца, "бабу"... Эту "бабу" в широкой, на вате юбке жена сажала
когда-то на чайник, чтобы он не остывал в продолжение ужина. А как-то,
морозным вечером, когда он вернулся домой с маневров со странным ощущением,
что остыла, промерзла голова, Люся сняла с него шлем и надела на него эту
"бабу", вобравшую тепло чайника... Она придерживала "бабу" на его голове
обеими руками и со смехом спрашивала: "Теперь не зябко? Теперь не зябко?.."