"Брэд Брекк. Кошмар: моментальные снимки " - читать интересную книгу автора

взрастить привычку к бережливости во мне.
- К чертям 'черный день', - дразнил я его, - люби день и в дождик, а то
никогда не начнешь играть. 'Сегодня' - это все, что есть и что будет. Здесь
и сейчас, а потом темнота. Жизнь коротка. 'Завтра' может и не наступить.
Он считал меня горячим и твердолобым идеалистом; ворчал, что эти черты
наверняка достались мне от матушки, которая была из семьи драчливых и острых
на язык нищих ирландцев. Он говорил, что эти качества в жизни могут привести
только к поражению.
Сам он родился в большой норвежской семье и утверждал, что норвежцы
гораздо разумнее и воспитаннее ирландцев.
Я же решил, что во мне больше ирландской крови, чем норвежской. Я рос
злым ребенком и пока был маленьким, быстрее думал кулаками, чем головой, а
дрался я все время. Я дрался столько, что меня исключали из школы.
Когда отец говорил, что 'ирландцы только и делают, что пьют и дерутся',
я знал, что никогда не буду на него похожим.
Иногда наши беседы у камина переходили в страстные споры, в которых
никто не хотел уступать. Тогда вмешивалась матушка и принимала его сторону,
но не потому, что он всегда был прав - нет, он бывал не прав - а потому, что
он был моим отцом, и под его крышей его слово было законом.
Авторитет матери был выше отцовского. Она была главой нашей семьи. Она
могла задать отцу жару, что и делала. А отец мог задать перцу мне и никогда
не упускал случая. Я же мог отлупить брата. Брат...
Ну, брат мог стрелять горохом из рогатки в канарейку.
Вот такая была 'очередность получения тумаков' в нашем доме, которая
никогда не менялась.
Мне не нравилось, когда матушка становилась на сторону отца, но я
мирился с этим и восхищался ее неколебимой верностью.
Так случалось всегда. Мой отец и я были как два лося в брачный период :
молодой бычок вызывает старого быка на бой и всегда проигрывает.
Отец был неисправимым пессимистом и ломал руки по каждому поводу. В
мире он видел только зло и несчастье и плохо себя чувствовал, если не о чем
было беспокоиться. В этом я никогда ему не мешал. Он был одним из тех, кто
молится на алтарь 'закона подлости' - 'все, что должно быть плохо, будет
плохо'. Из него бы получился прекрасный бойскаут, потому что он всегда был
готов к худшему. Но худшее что-то все не наступало.
- Мне кажется, папа, ты слишком много беспокоишься по поводу куриного
помета и совсем не замечаешь слоновьего говна : слишком много всюду
происходит больших гадостей, и это не ерунда.
За сквернословие меня отправляли в мою комнату, ругаться в нашем доме
не разрешалось. Когда у меня что-то слетало с языка, наказание было скорым и
суровым.
С другой стороны, моя бабушка, которую я называл 'славная Мэри',
позволяла мне ругаться в любое время, даже подталкивала меня к этому, я
обожал ее за это. Конечно, она была матерью моей матери, ирландкой до мозга
костей. Когда я приезжал к ней, она разрешала мне говорить все, что я хочу.
Так и понимайте : ВСс.
- Тебе лучше выговориться, пока не вернулся домой, Брэд. Ты ведь
знаешь, как твои родители к этому относятся, - советовала она.
Поэтому я ходил по ее маленькой квартирке в Чикаго и повторял :
'блядь-говно-скотина, блядь-говно-скотина, блядь-говно-скотина'.