"Стивен Браст. Джагала ("Влад Талдош" #11)" - читать интересную книгу автора

Часть вторая. Апоптера

"Эта стадия длится от вылупления и до полной переработки жирового
слоя, занимая обычно от четырех до пяти недель. На протяжении всего периода
апоптера, плавники которой к моменту вылупления полностью сформированы,
постоянно находится в воде, пока развиваются основные органы. Интересно, что
зрение появляется последним; апоптера слепа практически до момента
превращения. Некоторые натурфилософы (в частности, Корвентра Гидна)
утверждают, что именно ощущение света запускает механизм превращения.
Что до памяти апоптеры, многое тут остается неясным. Большая часть
предположений в предыдущей работе относительно "удивительной памяти"
основана на труде Лерони, фиксирующую ее стремление изучить каждый уголок
ограниченного мироздания. Хотя нельзя отрицать изучающей природы данного
стремления, ни разу не установлено наличия зафиксированных воспоминаний,
которые сохранились бы на следующей стадии. Напротив, имеются свидетельства
обратного (см. приложение Д к данному тому)."

(Оскаани, "Краткий обзор фауны Среднего Юга". Т. 6, гл. 16)

1.

Бораан: Свечу! Во имя любви к Богам, свечу! Сиделка: Но у нас нет
свечей! Бораан: Как - нет свечей? Сиделка: Они все сгорели во время потопа.
Даглер: Не желаете ли купить немного воска? (Бораан лупит Даглера
канделябром.) (Даглер уходит, держась за голову.)

(Миерсен, "Шесть частей воды". День Первый, Акт IV, Сцена 4)

Горы сменились лесом настолько плавно, что я не понял, когда именно я
наконец спустился с гор, даже после того, как повернул на север. Это при
том, что они стеной нависали слева. Но наконец, я убедился, что больше уже
не спускаюсь, а через какое-то время не могло быть никаких сомнений, что я
нахожусь в самой чащобе, где неведомые мне деревья росли так тесно, что иной
раз я с трудом между ними протискивался, а ветви склонялись так низко, что я
вынужден был пригибаться, дабы сохранить физиономию в целости. Жуть.
Я повернул на север; стало легче, в лесу время от времени попадались
поляны, хотя на этих полянах я видел Горнило, от которого болели глаза.
Не люблю лес. Я ненавижу деревья, я ненавижу кусты, мне категорически
не нравятся тропинки, которые все время либо ведут совсем не туда, куда
нужно, либо просто пропадают, не предоставив никаких объяснений и
указателей. Когда я управлял территорией от имени Дома Джарега, позволь
кто-либо из моих людей себе подобное поведение - я немедля приказал бы
переломать ему ноги.
В Пуште всегда хороший круговой обзор, надо лишь поглядывать, что там
такое движется в траве. В горах - по крайней мере, в тех горах, где бывал
я - видно на несколько миль как минимум в двух направлениях. В городе, быть
может, так далеко и не заглянешь, но всегда можно прикинуть, где в состоянии
притаиться тот, кто задумал причинить мне вред. А в лесу только деревья и
видны, что угодно может ударить откуда угодно; я ни на миг не мог
расслабиться. Спать - сущая мука. Спустившись с гор, я три ночи провел в