"Анн-Софи Брасм. Я дышу! " - читать интересную книгу автора

прекрасно зная, что я ни в чем не могу ей отказать. И я покорно подставляла
свою спину. Сделав три шага, мы вместе шлепались в холодную воду, помирая со
смеху. Потом раздевались, валились на траву и поджаривались на ослепительном
солнце. Прохожие с удивлением оглядывались на нас. Сара не обращала на них
никакого внимания, и я тоже. Потом мы возвращались домой и придумывали
тысячу вполне правдоподобных оправданий, объясняя моей бабушке, почему у нас
мокрые штаны и грязные туфли.
Зачинщицей всех наших проказ, конечно же, была Сара, а мной она крутила
как хотела. Чтобы только доставить ей удовольствие, я готова была даже
выставить себя на посмешище. Если мне удавалось развеселить ее, я была
просто счастлива, но если это делал вместо меня кто-то другой, меня начинала
терзать ревность.
Иногда мы навещали ее бабушку с дедушкой, они жили в двенадцатом
округе, в очень маленькой квартирке, где пахло затхлостью. Это было царство
тишины и еле двигающегося времени, ход которого отмерял, непрерывно
раскачиваясь, маятник старинных часов. Я часто чувствовала себя неуютно в
этой квартире. Впрочем, Сарина бабушка была очень мила. Глядя на ее пышную
грудь и полные руки, я вспоминала, как когда-то в детстве меня обнимала
мама. Если нас звали к ужину, то уже на лестничной площадке слюнки текли от
сладкого аромата чудесных маленьких сахарных пирожных. Сначала я обмакивала
их в горячий шоколад, а потом просто млела от наслаждения.
Но вот дедушка Сары мне совсем не нравился. Это был худощавый, высокий,
мерзкий старикашка. Особенно противно он хихикал. Когда мы обедали, он, не
обращая ни на кого внимания, с шумом хлебал свой суп. Старики ничем, кроме
Сары, не интересовались, пеклись только о ней. Она же их ни в грош не
ставила. И разговаривала с ними таким тоном, что даже меня коробило. Она не
скрывала, что не любит их, считала, что они испортили жизнь ее матери и
вообще никогда не любили ни Мартину, ни ее саму. Да, ей приходится изредка
навещать их, но только потому, что она перед ними в долгу.
Я считала Сару настоящим чудом и смотрела на нее с восхищением. Я была
бесконечно благодарна ей за то, что она вернула меня к жизни, и за то, что
обожает меня - так она, во всяком случае, говорила. Вскоре я уже совсем не
могла без нее обходиться: мне хотелось снова и снова получать подтверждение
тому, что я занимаю хоть какое-то место в ее жизни. Я не могла даже
представить себе, что будет, если я вдруг перестану быть ее лучшей подругой.
Я бы с радостью умерла, только бы точно знать, что мы вместе навсегда.
В августе мы разъехались на каникулы: она - в Вандею с матерью и
бабушкой с дедушкой, я - в Прованс с родителями. Я писала ей оттуда чуть ли
не каждый день. Рассказывала, как провожу время у блистающего голубизной
бассейна, загораю под палящим солнцем, рассказывала про долгие вечера,
прохладные и темные, про прогулки среди скал, про маленькие деревенские
рынки. Я старалась не упустить ничего и надеялась найти по возвращении
десятки писем из Вандеи.
Если честно, я очень скучала. Без Сары я опять чувствовала себя
потерянной. Приехали и мои прошлогодние приятели, но я почему-то перестала с
ними общаться. Я с нетерпением ждала окончания этих каникул. Я словно дала
себе тайный зарок, что должна принадлежать только Саре.
Лето подходило к концу. Я вернулась в Париж, твердо уверенная, что дома
меня ожидают новости от Сары. Но среди почты, собравшейся за две недели, я
нашла всего одну скромную открытку: