"Эмиль Брагинский, Эльдар Рязанов. Зигзаг удачи " - читать интересную книгу автора

человек, который не руководит, а ищет выход. Все двадцать лет Полотенцев
мужественно воевал с планом и в некоторых сражениях даже одерживал победу.
Кирилл Иванович знал, что люди охотнее всего приобретают фотографии, снятые
в переломные моменты жизни. Именно поэтому он посылал своих
мастеров-разбойников к загсам, родильным домам, па аэродромы, вокзалы,
похороны и новоселья. Но сегодня, в конце года, все эти испытанные средства
не спасали, и нужно было придумать что-нибудь новенькое, свеженькое.
Железный Полотенцев не хотел, чтобы его преждевременно списывали на
металлолом. Он знал: чем хуже положение, тем сплоченнее коллектив.
- Доброе имя нашей фотографии находится под угрозой! - сообщил
Полотенцев доступно и взволнованно. - Я жду ваших предложений!
На совещание собралось одиннадцать человек, - двенадцатый был в
отпуске, а тринадцатый, Владимир Антонович Орешников, задерживался, точнее
опаздывал, потому что не был начальником.
Владимир Антонович стоял у витрины магазина "Культтовары", где
красовались любительские кинокамеры, кинопроекторы, увеличители,
длиннофокусные объективы и многое другое, столь же соблазнительное.
Орешников не сводил взгляда с новой, лучшей в мире фотокамеры
"Зенит-112", которую компрометировал ярлык с недоступной для Владимира
Антоновича ценой. Эта камера была ежедневной мечтой молодого фотографа. Он
был убежден, что, когда эта красавица камера окажется в его талантливых
руках, он завоюет даже обложку "Огонька". Орешников устал снимать для
паспортов, пропусков и сезонных билетов, он хотел снимать поток жизни для
тонких журналов и толстых газет. Он хотел прославиться, и в этом нет ничего
плохого.
Орешникова отвлекла от витрины расклейщица афиш, которая только что
прилепила плакат:
"Впервые в нашем городе! 29 декабря состоится очередной тираж 3%
выигрышного займа. Граждане! Приобретайте облигации!"
Орешников еще не знал, что этот скромно оформленный плакат сыграет в
его жизни немалую роль.
Он вздохнул и заспешил на службу.
Владимир Антонович вошел в помещение, снял пальто и остался в черном
джемпере, в узких, но расклешенных в самом низу брюках. Затем он поправил
перед зеркалом короткую челку, которую в свое время носили римские патриции,
а сегодня носят ученики первого класса и модные литераторы, раздвинул
портьеру и появился в фотопавильоне, где только его и не доставало.
В поисках выхода из планово-финансового тупика коллектив монолитно
молчал. Орешников Мгновенно оценил обстановку.
- Друзья мои! - звонко сказал он. - Они не пойдут сейчас сниматься. Они
заняты. Им не до нас. Они моются, стригутся, покупают елки, шампанское и
мандарины. Их можно понять, а понять - значит простить. Именно поэтому мне
пришел в голову маленький всенародный почин.
- Поделись своими мыслями, Володя! - оживился Полотенцев.
- Что делают в театре, когда нет пьес? - спросил Владимир Антонович.
- Не знаю... - отозвался лаборант Юра. - Наверное, ничего не делают...
- Ответ неверный! - сказал Орешников. - В подобных случаях артисты сами
пишут пьесы... А что делают в вытрезвителе, когда не выполнен план?
- Сами надираются! - радостно догадался ретушер Петя, который это дело
уважал.