"Петр Евсеевич Брайко. Партизанский комиссар (Документальная повесть) " - читать интересную книгу автора - Не-е, наши... партизаны, - ответила одна из них, самая смелая.
- Так что же тут плохого? Радоваться надо, а не плакать! - воскликнул я. - Хуже было бы, если бы их взяли немцы и увезли в Германию. - Ага!.. А як же мы тут одни будем без хлопцев? - Ничего, придется подождать, пока возвратятся ваши хлопцы с победой, - успокоил я их. - А где же партизаны? - Поихалы в Уздыцю, - ответили они почти хором. - Куда, куда? - не понял я. - В Уз-ды-цю!.. Сэло такэ, километров пять от нашего. <Фу ты, черт возьми, опять опоздал!.. - выругал я себя. - Надо скорее бежать туда. Может быть, хоть там захвачу...> Совершив пятикилометровый марш-бросок, подбегаю наконец к Уздице, заметенной снегом. Издали ее и не видно было в чистом поле. Она будто поднялась вдруг из-под белого покрывала. Захожу в деревню. На улице - ни души. Впереди, всего в какой-нибудь сотне шагов, широкий перекресток. Дойдя до него, поворачиваю влево, так как основная часть села уходила в ту, левую сторону. Только повернул - вижу: на пригорке - ручной пулемет. Прямо на меня своим дулом смотрит. И самое страшное - пулемет не русский, а немецкий. Около пулемета пританцовывает, посинев от мороза, вылитый фриц. В серо-зеленой пилотке, натянутой на уши, такого же цвета шинели, в немецких, с низкими широкими голенищами, сапогах. За плечом винтовка - тоже немецкая. <Ну, думаю, влип! Ох, влип! Догонял партизан, а догнал немцев. Надо сматываться!> - И я тут Но только я приметил такую калитку и стал сворачивать к ней, как вояка, пританцовывавший около пулемета, вдруг поманил меня пальцем к себе. <Точно - фриц!> - понял я. Именно так, внешне миролюбиво, подзывали гитлеровские вояки нашего брата, окруженца, и мирных жителей, а потом расстреливали. <Что же делать? - соображал я. - Круто повернуть к калитке и броситься во двор?.. Но он прикончит меня раньше, чем я успею спрятаться...> А тот, у пулемета, будто поняв мое намерение, тотчас же снял винтовку с плеча и уже держал ее в боевой готовности. Мне оставалось одно: снова как-то выкручиваться. Это было уже не впервой. Подхожу. Вдруг он на чистейшем русском языке говорит: - Заходи вон в тот дом, - и показывает кивком на здание с крылечком, подпертым двумя столбами. С виду это был обыкновенный жилой дом, кем-то наскоро превращенный в служебное помещение. <Так, значит, этот тип - русский, продался фашистам, гад?.. Значит, я нарвался на полицию!> И так мне вдруг стало обидно: ведь всего двое суток назад мне с помощью добрых людей удалось бежать буквально из-под расстрела, из кровавых лап путивльской полиции. <Ладно, может, и от этих удастся уйти>, - старался подбодрить я себя, почему-то в глубине души не веря, что меня могут убить. Захожу через небольшие квадратные сенцы в комнату. В противоположном, левом углу сидит на табурете со старой винтовкой в руках черноглазый подросток. Одет, как и я, по-деревенски: в шапке-ушанке, полушубке, |
|
|