"Рэй Бредбери. Электрическое тело пою!" - читать интересную книгу автора

гладить, легонько обводить контуры чудодейственных знаков.
- Вот я, смотрите! Это я в шестом классе! - воскликнула
Агата (сейчас она была в пятом). - Видите эту девочку? У
нее такие же волосы и коричневое платье.
- А вот я в колледже! - уверенно сказал Тимоти, совсем
еще малыш; но каждую неделю он набивал новую планку на свои
ходули и важно вышагивал по двору.
- И я... в колледже, - тихо, с волнением промолвил я. -
Вот этот увалень в очках. Конечно же, это я, черт побери!
- И я смущенно хмыкнул.
На саркофаге были наши школьные зимы, весенние каникулы,
осень с золотом, медью и багрянцем опавших листьев,
рассыпанных по земле, словно монеты, и над всем этим -
символ солнца, вечный лик дочери бога Ра, негасимое светило
на нашем небосклоне, путеводный свет в сторону добра.
- Вот здорово! - хором воскликнули мы, читая и
перечитывая книгу нашей судьбы, прослеживая линии наших
жизней и всего прекрасного и непостижимого, что с такой
щедростью было начертано вокруг.
- Вот здорово!
И, не сговариваясь, мы ухватились за сверкающую крышку
саркофага, не имевшего ни петель, ни запоров, которая
снималась так же легко и просто, как снимается чашка,
прикрывающая другую, приподняли ее и отложили в сторону.
Конечно... в саркофаге была настоящая мумия!
Такая же, как ее изображение на крышке, но только еще
прекрасней и желанней, ибо она совсем уже походила на живое
существо, запеленутое в новый, чистый холст, а не в
истлевшие, рассыпающиеся в пыль погребальные одежды.
Лицо ее скрывала уже знакомая золотая маска, но оно
казалось еще моложе и, как ни странно, мудрее. Три чистых
холщовых свивальника стягивали ее тело. Они были тоже
испещрены иероглифами, но на каждом - разными: вот
иероглифы для девочки десяти лет, а вот для девятилетнего
мальчика и мальчика тринадцати лет. Выходит, каждому из нас
свое!
Мы растерянно переглянулись и вдруг засмеялись.
Не думайте, что кто-нибудь из нас позволил себе глупую
шутку. Просто нам пришло в голову, что если она запеленута
в холст, а на холсте - мы, значит, ей уже от нас никуда не
деться!
Ну и что ж, разве это плохо! Нет, это здорово придумано,
чтобы мы тоже в этом участвовали, и тот, кто это сделал,
знал: теперь никто из нас не останется в стороне. Мы
бросились к мумии, и каждый потянул за свою полоску холста,
которая разворачивалась как волшебный серпантин!
Вскоре на лужайке лежали горы холста. А мумия оставалась
неподвижной, дожидаясь своего часа.
- Она мертвая! - вдруг закричала Агата. - Тоже мертвая!
- И в ужасе отшатнулась прочь.