"Рэй Бредбери. Электрическое тело пою!" - читать интересную книгу автора

как наши голоса вырвались на свободу, под своды дельфийских
пещер, чтобы поселиться там, заглушив другие, известить о
себе. Гвидо снова и снова касался каких-то кнопок то здесь,
то там на приборчике, и мы вдруг услышали легкое, как вздох,
восклицание мамы и недовольное ворчание отца, бранившего
статью в утренней газете, а затем его умиротворенный голос
после глотка доброго вина за ужином. Что уж он там делал,
наш добрый провожатый, со своим приборчиком, но вокруг нас
плясали шепоты и звуки, словно мошкара, вспугнутая светом.
Но вот она успокоилась и осела; последний щелчок
переключателя - и в тишине, свободной от всяких помех,
прозвучал голос. Он произнес всего лишь одно слово:
- Нефертити.
Тимоти замер, я окаменел. Даже Агата прекратила свои
попытки шагать в обратную сторону.
- Нефертити? - переспросил Тимоти.
- Что это такое? - требовательно спросила Агата.
- Я знаю! - воскликнул я.
Гвидо Фанточини ободряюще кивнул головой.
- Нефертити, - понизив голос до шепота, произнес я, - в
Древнем Египте означало: "Та, что прекрасна, пришла, чтобы
остаться навсегда".
- Та, что прекрасна, пришла, чтобы остаться навсегда, -
повторил Тимоти.
- Нефер-ти-ти, - протянула. Агата.
Мы повернулись и посмотрели в тот мягкий далекий
полумрак, откуда прилетел к нам этот нежный, ласковый и
добрый голос.
Мы верили - она там.
И судя по голосу, она была прекрасна.

Вот как это было.
Во всяком случае, таким было начало.
Голос решил все. Почему-то именно он показался нам самым
главным.
Конечно, нам не безразлично было и многое другое,
например ее рост и вес. Она не должна быть костлявой и
угловатой, чтобы мы набивали о нее синяки и шишки, но,
разумеется, и не толстой, чтобы не утонуть и не задохнуться
в ее объятиях. Ее руки, когда они будут касаться нас или же
вытирать испарину с наших горячих лбов во время болезни, не
должны быть холодными, как мрамор, или обжигать, как
раскаленная печь. Лучше всего, если они будут теплыми, как
тельце цыпленка, когда утром берешь его в руки, вынув из-под
крыла преисполненной важности мамы- наседки. Только и
всего. Что касается деталей, то уж тут мы показали себя.
Мы кричали и спорили чуть ли не до слез, но Тимоти все же
удалось настоять на своем: ее глаза будут только такого
цвета, и никакого другого. Почему - об этом мы узнали
потом.