"Рэй Брэдбери. Слава в вышних Дориану" - читать интересную книгу автора

вспомнилась квартира знакомого писателя, где пол одной из комнат был устлан
тюфяками, чтобы женщины, приходившие к нему в гости, спотыкались у самого
порога и сразу принимали горизонтальное положение.
Нечто подобное я увидел у Дориана, только здесь под стать лежбищу был и
его обитатель: в центре колыхалось необозримое стекловидное месиво,
обтянутое пленкой кожи.
Принадлежность Дориана к мужскому или женскому полу оставалась
загадкой. Передо мной был необъятный пудинг, медуза-великан, чудовищный вал
похотливого студня, который шевелил толстыми губами и время от времени с
характерным булькающим звуком выпускал зловонные газы. К этим беззастенчивым
выхлопам добавлялось натужное урчание работающего насоса - все те же редкие,
но нескончаемые вдохи. Оцепенев от ужаса и дурных предчувствий, я по
неведомой причине испытал какое-то благоговение к этому созданию, будто
вылепленному из мутного прибрежного ила. Это был желеобразный калека-монстр,
выброшенный на берег осьминог с оторванными щупальцами, у которого не
осталось сил ни уползти, ни перекатиться назад, в сточную трубу океана,
откуда его исторгли чудовищные волны, судорожные порывы собственного дыхания
и пулеметные очереди газов; поэтому он и остался лежать бесформенной кучей,
даже не шевеля едва различимыми конечностями и скрюченными пальцами. Мне
пришлось долго вглядываться в эту гору плоти, чтобы на дальнем краю
различить выгнутое, как глубокая тарелка, лицо и смутное подобие черепа,
открытую щель глаза, хищную ноздрю и красную резаную рану, в которой с
трудом угадывался рот.
После долгого молчания это существо, оказавшееся Дорианом, заговорило.
А может, зашептало. Или зашелестело.
И с каждым шорохом, с каждым шипением меня обдавало удушливым дыханием,
запахом тлена, словно из дирижабля, надутого испарениями гнилого болота и
упавшего в смердящую лужу. С рыхлых губ слетел один-единственный протяжный
слог: "Да-а-а".
Что "да"?
А потом:
"Та-а-ак".
- Когда же... в какое время... это сюда... - запинаясь, пробормотал
я, - ...он сюда попал?
- Кто знает? Когда правил Король-Королевич? Когда Бут уложил пистолет в
чемоданчик из-под грима?[3] Когда Наполеон окропил желтой струей московские
снега? А скорее всего, когда вообще ничего не было. Что вас еще интересует?
Я прочистил горло.
- А он и вправду?...
- Дориан? Дориан, который тайком захаживал на чердак? Проверить свой
портрет? И в какой-то миг решил, что портрета ему мало? Нет, холст, масло -
одна видимость. Миру требовалось нечто большее: то, что будет утолять жажду
ночными ливнями, а голод - утратами и низменными пороками, вбирая их в себя,
чтобы раздавить, переварить, исторгнуть из вселенского чрева. Этакий пищевод
для греха. Реторта для болезнетворных бактерий. Вот что такое Дориан.
Этот утес, обтянутый кожей-пленкой, вдруг продул невидимые трубы и
клапаны, издав при этом некое подобие смеха, который, булькнув, затонул в
водянистой гуще.
Из какого-то отверстия вырвались газы, а вслед за тем опять послышалось
одно-единственное слово: "Да-а-а".