"Рэй Брэдбери. И не было ни ночи, ни рассвета... (сборник "Эти удивительные звезды")" - читать интересную книгу автора

если Земли нет, если по ней нельзя прогуляться? Это вредно. Мой папаша
говорил, что воспоминания - это дикобразы. Ну их к черту! Они губят твое
дело. Они заставляют тебя плакать. Если хочешь быть счастливым - не
вспоминай.
- Я только что побывал на Земле, - ответил Клеменс, покосившись на
Хичкока. Тот раскуривал новую сигарету.
- Ты сам - необъезженный дикобраз. Позавчера ты отказался от ленча -
тебя одолевали воспоминания. Ну тебя к черту вместе с ними! Их нельзя ни
выпить, ни съесть, ни потрогать, ни ударить, ни переспать с ними; можно
только наплевать. Я умер для Земли, а она умерла для меня. Этой ночью в
Нью-Йорке никто по мне не плакал. Значит, к черту Нью-Йорк. Здесь, в
космосе, нет ни зимы, ни лета. Весна и осень исчезли. Здесь нет ни ночей,
ни рассветов - только космос и снова космос. Еще есть я, ты и наш корабль.
Я по-настоящему уверен только в том, что есть Я. Вот и все.
Клеменс пустил тираду Хичкока мимо ушей.
- Я только что бросил дайм в автомат, - сказал он, спокойно улыбнулся
и взял невидимую телефонную трубку. - Позвонил своей девушке в Айвенстоун.
Хелло, Барбара!
Ракета все плыла через космос.
В тринадцать часов пять минут раздался звонок, собрал всех на ленч.
Клеменс опять не хотел есть.
- Ну, что я тебе говорил! - воскликнул Хичкок. - Все твои дикобразы -
воспоминания. Плюнь ты на них, плюнь, говорю тебе. Погляди, как я сейчас
разделаюсь со жратвой. - И повторил каким-то механическим голосом: - Смотри
на меня.
Он отрезал большой кусок от пирога, положил в рот, пожевал,
посмаковал, проглотил. Он разглядывал пирог, словно прикидывал, с какого
края приняться за него теперь. Он потрогал пирог вилкой, потом надавил на
него, так что лимонная начинка выбрызнула между зубами. Он взболтал бутылку
и налил себе полный стакан молока, наслаждаясь бульканьем, словно музыкой.
Он долго смотрел на молоко, любуясь его белизной, потом выпил так жадно,
словно целый век не пробовал его. Он подмел ленч за пару минут, наелся до
отказа, но посмотрел, нет ли чего-нибудь еще. Больше ничего не было. Он
тупо поглядел в иллюминатор.
- Это тоже ненастоящее, - изрек он.
- Что? - спросил Клеменс.
- Все эти звезды. Кто и когда держал в руках хотя бы одну из них? Что
толку попусту созерцать предметы, удаленные на миллионы и миллиарды миль.
Все, что отстоит так далеко, теряет ценность и больше не беспокоит.
- Зачем же ты стал космонавтом?
Хичкок удивленно посмотрел в пустой стакан, крепко сжал его, отпустил
и снова сжал.
- Не знаю. - Он провел языкoм по краю стакана. - Полетел и все тут. А
сам-то ты знаешь, зачем делаешь то или это?
- Но ведь тебе нравится лететь?
- Не знаю. И да, и нет. - Глаза Хичкока обрели наконец спокойствие. -
Пожалуй, я полетел ради самого космоса, большого такого космоса. Мне всегда
нравилось думать об абсолютной пустоте, где нет ни верха, ни низа, и о себе
самом посреди этой пустоты.
- Ты никогда раньше не говорил об этом.