"Юрий Божич. Жалкий жребий реформ" - читать интересную книгу автора

Юрий Божич

Жалкий жребий реформ

Герой романа Герберта Розендорфера "Письма в Древний Китай" китайский
мандарин Гао-дай, попавший из 10-го века в 20-й и обосновавшийся на
некоторое время в Мюнхене, удивляется "большеносым" (так он называет
европейцев, которых видит вокруг себя): они изменяют лишь окружающую среду,
но не себя. Себя - не умеют и не хотят. "Круговорот не знаком большеносым, -
пишет Гао-дай своему другу, оставшемуся в Поднебесной. - Они упорно верят,
что все всегда должно изменяться, и даже разумнейшим из них не втолкуешь,
что "изменение" не обязательно означает "улучшение". Видел ли мир когда-либо
подобное суеверие?.. Если подбросить монету, то шансы на то, что она упадет
той стороной или этой, равны. Если изменить что-либо, - будь то в частной
жизни или в установлениях, - то и тут шансы равные, окажется ли новое лучше
старого или хуже".
Этот стилизованный под ориентальную логику отрывок выглядит
своеобразным приговором, который прошлое, склонное к системному размышлению,
выносит не столько даже лукавому настоящему, сколько сомнительному во многих
смыслах будущему. Человек не стал лучше ни за тысячу последних лет, ни за
пять тысяч, а без этих "тектонических" сдвигов все эфемерно и непрочно. И
все, кроме технического прогресса, способного помиловать ровно стольких же,
скольких способно убить, обречено.
По роду своей деятельности я вынужден следить за политическими
событиями в своей стране (Украине) и в мире. Геббельс, по его признанию,
хватался за пистолет при слове "культура", я - при слове "реформа".
Представляя себе стаи шизофреников, дожидающихся небывалого взлета
вдохновения властей, чтобы вместе с ними испытать административный восторг
по поводу очередного новшества: возведения роддомов сразу за околицей
кладбищ, - я, одновременно, воочию представляю себе и очередного идиота,
облеченного полномочиями, в безукоризненном костюме и модном галстуке,
который берется отыскать от 17-ти до 35-ти преимуществ именно такого
топографического решения. Во-первых, говорит он, это сокращает транспортные
расходы... И я, привыкший к тому, что некоторые слова имеют все-таки
смысловое значение, восхищенно бью себя ладонью по лбу: ну е-мое! как же я
сам-то до этого не додумался! Потом этот духовный пигмей, по незыблемым
законам жанра, начинает в качестве доказательства приводить опыт других
стран: X - 20 % экономии, Y - 25 %, Z - все 30 %. И я аплодирую, ибо в
основе всего - экономика. По крайней мере, нам на всех перекрестках об этом
талдычат. Цифры нашей государственной статотчетности буквально беременны
достижениями, но когда народ, очарованный этим шаманством, начинает всерьез
ожидать, что с задекларированного экономического неба чего-нибудь перепадет
и грешной земле, вдруг является акушер в фартуке мясника и констатирует:
выкидыш. И тогда все общество начинает по-пластунски выбираться из этого
окружения под названием "реформа", дабы очутиться в другом - с тем же самым
названием. Все повторяется, однако, как и прежде, "круговорот не знаком
большеносым". Особенно тем, что сидят в столице.
Я ненавижу реформы не только в память о проклятии: чтоб ты жил в эпоху
перемен, - но и потому, что они могут длиться вечно. Эта гидра оснащена
бесконечным многообразием лиц. Ее обслуживают (если не сказать -