"Юрий Божич. Тень от носа (трагифарс)" - читать интересную книгу автора

существования остается там, в снах. (Мечтательно.) Вы бы только видели, как
я сегодня расправилась с толстомордым одноглазым пиратом. Вернее, вначале он
был просто толстомордым, а уж потом...
(Делает указательным пальцем фехтовальный выпад.) Он только и успел
произнести: " О, небо Флоренции!" Уже лежа. У вас есть сонник, мадам? Нигде
не могу найти, к чему это.
Патрисия. Очевидно, к перемене погоды.
Катрин. Небо Флоренции? Вы думаете?
Патрисия. Покойник.
Катрин. Господи, мадам! А небо? А Флоренция?
Патрисия. Тоже.
Катрин. Какой кошмар! Зачем, мадам? Зачем я пробудилась? Чтоб вы мне
сказали эту гадость? Или сообщили, что мсье Бертильон в очередной раз
безнадежно овдовел, а я (с омерзением) - какой-то Бертран из переулка
Русских Казаков, с консьержкой - тореадором и мусорными баками в придачу!
Патрисия. Не кричите на меня! У меня начинаются печеночные колики.
Катрин. Не смертельно! Мсье Бертильон в таких случаях заваривает корень
цикория и листья мяты перечной. До двух стаканов в день.
Патрисия. (поразмыслив). Это резонно. Рекомендуют еще копытень
европейский - вот он тоже... очень... просто очень...
Катрин. Ну, копытень... это...
Патрисия. Хотя лично я считаю, что полезней корневища касатика и плодов
фенхеля ничего нет. Ничего. Абсолютно! В особенности осенью, зимой и весной,
для поддержания регулярного стула при гепатитах.
Катрин. Ну, для под-дер-жания стула... это...
Патрисия. Парить тридцать минут. (Голосом, каким собиратель древностей
поведомляет, какому веку принадлежит найденный раритет.) Процедить!
Катрин. Ах, даже так?!
Патрисия. Но лето мне милее. Конкретно - июль. Да! Никаких тебе,
понимаешь, цикориев. Солнце висит неподвижно, загар так и льнет, так и...
Прямо спасу нет. Я становлюсь черной, как ебеновое дерево.
Катрин. (проморгавшись). Э - беновое, мадам. Э.
Патрисия. Э? Ну, к загару это прямого касательства не имеет... Меня
даже за эфиопку принимали, да. Рот, говорили, такой (выпячивает губы)
типично эфиопский. И взгляд еще... (Таращит глаза на Катрин, та
отворачивается в усмешке.) Вот видите, душечка, никто не выдерживает. С
таким взглядом я бы без труда могла сыграть Отелло.
Катрин. Отелло?
Патрисия. Лучше, конечно, Медею. (Поворачивается к распятию и, потрясая
руками, страстно цитирует из Еврипида.) " Все, что имела я, сошлось в одном,
и это был мой муж, - и я узнала, что этот муж - последний из людей." Во как!
А мне, душечка, всучивают в виде залежалого товара какую-то алкоголичку!..
Дверь в кабинет отворяется, нервной походкой слепца
входит, если только не вползает, слесарь. Глаз,
перепеленутый черной повязкой, черные же очки с
высаженным стеклом, - как раз в месте, приходящемся на
повязку, - типичный кот Базилио. Вдобавок на голове цветная
косынка. Облачен в невообразимого покроя сюртук, о цвете
которого остается лишь догадываться. Весь помят, весь в
свежей пыли. Естественным образом взгляды обеих дам