"Юрий Божич. Жако, брат мой..." - читать интересную книгу автора

года перешел во владение к церемониймейстеру капитула Ганиклу; тот занимался
с питомцем необыкновенно усердно и добился его высокого умственного
развития. Последний владелец пернатого венского уникума, Ленц, рассказывает,
что тот научился петь довольно сложные песни, даже насвистывал арию из оперы
"Марта" и приплясывал при ее исполнении, переняв часть движений у того, кто
его обучал. А под конец жизни - стал прихварывать и часто повторял с
печалью: "Попка болен, болен бедный попка..." Но это еще что! В поведении
жако обнаружилось нечто, подталкивающее к крамольной мысли: нет ли резона в
изображении Святого Духа передать голубю хотя бы часть характерных черт
попугая? Судите сами. "Когда он, - говорит Ленц, - во время церковной службы
слышит звон колоколов, то кричит: "Я иду, слава Богу, я иду!" Если хозяин
уходит, то он кричит самым сердечным тоном: "Храни тебя Господь".
Должен заметить, что умозаключение о придании попугаю столь высокого,
практически "небесного", статуса - увы, не мое. Задолго до меня, в том же
XIX-м веке (и тоже в конце), его высказала Фелисите - героиня романа Гюстава
Флобера "Простая душа". Для бедной служанки, чьим единственным утешением в
жизни оказалась религия, попугай Лулу стал ее символом. Ее воплощением.
Флобер пишет: "В церкви она не отрываясь смотрела на Святого Духа и
заметила, что он немножко похож на попугая. Сходство это показалось ей
разительным на эпинальском образке Крещения. Это был живой портрет Лулу с
его пурпурными крылышками и изумрудным тельцем.
Купив образок, она повесила его там, где прежде был граф д'Артуа, - так
ей были видны и образок и Лулу. Теперь она их уже не разделяла: попугай
благодаря сходству со Святым Духом стал для нее священным, а Святой Дух -
живее и понятнее. Бог-отец не мог сделать своим посланцем голубя - ведь
голуби не умеют говорить, - вернее всего, он избрал предка Лулу. И Фелисите
молилась, глядя на образок, но время от времени посматривала на Лулу... И
когда Фелисите испускала последний вздох, ей казалось, что в разверстых
небесах огромный попугай парит над ее головой".

4

К попугаю Флобера нам еще, видимо, предстоит вернуться. Нас к этому
"вынудит" другой писатель - англичанин и франкофил Джулиан Барнс, наш
современник. А покамест перебросим мостик из XIX-го века в конец XX-го - где
гимны попугаю сменяются поиском в нем комедийных черт. Это стало увлечением
не только писателей, но и творцов анимационных фильмов. В новых темпоральных
координатах выходило так, что соревноваться с попугаем в деле сотворения
суматохи решительно некому. Но суматохой, впрочем, все не исчерпывалось.
У Сергея Довлатова в "Иностранке" появляется беспутный зеленый Лоло (на
слух его нетрудно спутать с флоберовским Лулу, верно? - но только на слух!).
Лоло одаряет присутствующих бездной экспрессии: "Шит, шит, шит, шит, фак,
фак, фак, фак..." В репликах угадываются самые распространенные американские
ругательства.
- Мне бы так владеть английским, - удивляется один из персонажей
повести, Ефим Друкер, издатель.
Попугай - сумбурен. Любовник же главной героини "Иностранки",
Рафаэль, - любвеобилен. Без этой антитезы - не обойтись. "Явился как-то,
снимает брюки, а трусы в помаде, - рассказывает о Рафе слегка удрученная
Маруся, героиня. - В моральном отношении Лоло на этом фоне - академик