"Михаил Божаткин. Флаг на гафеле (Повесть печатается с сокращениями) " - читать интересную книгу автора

Конечно, ей удивительно. Рядовой военмор - и стихи. Да не из брошюр на
серой бумаге, а из маленьких беленьких книжечек, которые и в руки-то берешь
с опаской. Она-то что, наверное, в гимназии или еще где училась, для нее это
естественно, это ее жизнь. И откуда Федор, с его двухклассным-то
образованием, знал бы такие стихи, если бы не семимесячное заключение в
тюрьме?
Впрочем, со стихами-то подружился после, уже в ссылке. Чтобы не умереть
с голоду, устроился истопником в земской школе. А учитель сильно поэзией
увлекался. Свои стихи не давал, но книги из отлично подобранной библиотеки -
пожалуйста. За три года Федор так стихами пропитался - детям и внукам читать
хватит.
Как же у образованной девицы такое не вызовет удивления?! Потому и
спрашивала, кто он такой. Да только... Только она сама как-то странно стихи
читала. Так, словно за каждой фразой, каждым словом крылся другой, особый
смысл. И особенно эта строчка: "Вынем же меч-кладенец..." Как заклинание или
даже как пароль... Пароль? Постой, постой!.. Бакай уже хотел пойти
посоветоваться с кем-нибудь, но тут на него, словно смерч, налетел комиссар
оперативного отдела Иван Папанин.
- Где ты бродишь? - обрушился он на Федора. - Уже и литература
подготовлена, и машина вот-вот должна уйти, а его нет и нет. Давай быстро!..
И закрутила жизнь. А Вера не забылась, и уже не мог Федор без того,
чтобы не думать о ней, не мечтать о новой встрече. А как закроет глаза, так
и встает ее профиль.
Дошло до того, что не постеснялся, попросил самого командира крепости
взять сегодня в Николаев. Конечно же, по делу, но надеялся повидать Веру.
И не удалось. Исчезла Вера Лобанова. Еще вчера сидела вот на этом
стуле, отстукивала на машинке штабные бумаги. А вечером исчезла: на квартире
не ночевала, на работу утром не явилась.
Вывод один - сбежала. Но не сама же, несомненно, ей кто-то помог. Стали
вспоминать, кто ее навещал. Почти никто, только Федор да еще как-то раз
заявился разговорчивый и смешливый парнишка из госпиталя, надо было
подписать какую-то накладную на выданное при выписке из госпиталя белье. И
Вера почему-то даже проводила этого рассыльного.
Федора сразу же направили в особый отдел, к самому Фомину, чекисту, о
подвигах которого ходили легенды. Высокий, худой, затянутый в ремни, с
маузером в деревянной колодке, Фомин встретил Федора стоя.
- Ну, выкладывай все, что о ней знаешь.
Федор рассказал. И про рыбу, которую передавал в госпиталь, и про
колечко, от которого отказался, и про стихи. Только о своих чувствах к Вере
не стал говорить, постеснялся. Да это не укрылось от Фомина:
- Значит, втюрился? Что ж, бывает...
Прошелся по тесноватому кабинету.
- Стихи, говоришь, в ссылке выучил? Да, для нашего брата ссылки да
тюрьмы настоящими университетами были, настоящими...
Снова зашагал по кабинету.
- А тебя вот и тюрьма не всему научила. Неужели наш человек стал бы
кольцо предлагать только за то, что его направили в госпиталь? Так почему же
не доложил? И стихи, что она читала... Ну о мече-кладенце... Тут и такому, -
Фомин опустил руку к полу, - ясно: пароль. Недаром же она несколько раз эту
строчку повторяла. Откуда это, не знаешь?