"Элизабет Боуэн. Мертвая Мейбл" - читать интересную книгу автора

В тот день Уильям Стикфорд никак не мог сосредоточиться на своей
привычной работе в банке. Уильям жил один, был увле-чен самообразованием и
не отличался уверенностью в себе. Много и без разбора читал и потому все
время пребывал в состоянии тревожного беспокойства. Он проглатывал случайно
попадавшие на глаза учебники, бесконечное количество переводов в популярных
изданиях, научных и прочих журналов, популярные брошюры по истории и
философии; причем философия неизменно поглощала все его мысли. Прогуливаясь
в одиночестве или лежа в темноте без сна, Уильям размышлял о сути бытия.
"Что я есть и существую ли я в действительности? Если да, то что еще
существует, помимо меня? Если меня нет, то существует ли весь остальной мир?
Реален ли он?" По ночам Уильяма мучили кошмары, и он просыпался в холодном
поту; ему снилось, будто у него в голове перекатывается пустая бочка, с
грохотом проваливаясь в какие-то ямы, которые оказывались лунными кратерами;
или же ему снилось, что он подходит к своему дому, чтобы нанести самому себе
визит, но ему говорят, что такой здесь никогда не жил. Порой предаваясь
праздным размышлениям, он воображал себя жертвой какого-то вселенского
розыгрыша, будто все и вся, от звезд до управляющего банком, трубочистов,
зубной пасты и шнурков для ботинок, ополчились против него и исподтишка
посмеиваются над ним. Уильям не ухаживал за девушками, это весьма огорчало
его квартирную хозяйку; она говорила, что тогда бы он стал более похож на
нормального. По ней, молодые люди должны вести себя, как положено молодости,
чего никак нельзя было сказать об Уильямс. Как-то раз управляющий, добрый
недалекий старик, веривший в благотворность личных контактов со служащими,
пригласил Уильяма к себе домой на музыкальный вечер и познакомил с
племянницами. От смущения Уильям вел себя вызывающе, презрительно косился
из-под очков, дерзил племянницам, даже с управляющим держался натянуто.
Девушки попросили дядю больше не приглашать Уильяма. Из служащих банка он
сблизился только с Джимом Бартлеттом; Уильям ни как не мог понять, что за
человек Джим, но уверил себя, что тот ему нравится. Джим вваливался к нему
вечером; восхищенно похмыкивая, листал книги, садился у камина, задрав ноги
на решетку; от подметок его ботинок поднимался пар. Он просиживал так до
полуночи, пока у Уильяма не начинало мутиться в голове. В сущности, Уильяму
вовсе ни к чему было слушать болтовню Джима, но он почему-то его слушал.
Другие "я" угнетали Уильяма своей нестерпимой навязчивостью, не позволявшее
усомниться в вероятности, даже в очевидности их существования. Иногда Джим
вытаскивал его из дома. Уильям не признавал кинематограф и не поддавался
искушению до тех пор, пока в каком-то еженедельнике некто, подписавшийся
солидными инициалами, не назвал кинематограф "формой искусства". Тогда
Уильям согласился отправиться с Джимом в кино и увидел Мейбл.
- Не понимаю, - говорил Джим в тот первый вечер, торопливо забирая
сдачу в кассе, - как все, что она выделывает, проскакивает через цензуру.
Уильям предполагал, что сила Мейбл в эротическом воздействии, и потому
вошел в зал, защитившись броней интеллекта, но в Мейбл не было ничего
эротического - насколько он мог судить.
Фильм уже начался. Уильям оторопело шел по наклонному проходу навстречу
лицу Мейбл на фоне листвы в солнечных бликах. Надпись: "Неужели ты не можешь
поверить мне?", затем крупный план, лицо ее неотвратимо надвигалось на
Уильяма, он попятился, отдавив Джиму ногу, и застыл, завороженный лунным
светом ее глаз, ожидая увидеть в них свое отражение. Уильям почувствовал,
как это лицо на экране подчиняет его своей власти. "Что ты застрял?" -