"Симона де Бовуар. Сломленная" - читать интересную книгу автора

меня какое-то время, а потом, наверное, был бы благодарен. Я оказалась
неспособной на это. Мои желания, стремления, интересы никогда не
существовали раздельно от его. В тех редких случаях, когда я возражала ему,
то делала это во имя него, для его блага. Теперь мне следовало бы решительно
восстать, я не уверена, что мое терпение не обернется оплошностью.

Четверг, 14 октября. Я марионетка. Но кто же дергает за веревочки?
Морис? Ноэли? Оба вместе? Я не знаю, как добиться ее поражения: видимостью
уступок или сопротивлением. И чего от меня добиваются? Вчера, когда мы
вернулись из кино, Морис робко сказал, что собирается просить меня об
одолжении: ему хотелось бы провести уик-энд с Ноэли. За это он устроит так,
чтобы не работать в ближайшие вечера, и мы сможем много быть вместе. Я
вскочила от возмущения. Его лицо приняло замкнутое выражение: "Не будем
больше об этом говорить". Он снова стал любезен, но меня потрясло то, что я
смогла отказать ему в чем-то. Он считает меня мещанкой или, чего доброго,
неспособной на великодушный поступок. Он без колебаний станет лгать на
будущей неделе. Наша отчужденность усугубится. "Старайся пережить эту
историю вместе с ним", - говорила Изабель.

Перед сном я сказала ему, что, поразмыслив, сожалею о своей реакции: я
предоставляю ему свободу. Он не повеселел, напротив - мне показалось, что в
глазах у него тоска.

- Я знаю, что требую от тебя многого, слишком многого. Не думай, что
меня не мучает совесть.

Я долго не могла уснуть; он, по-моему, тоже. О чем он думал? Я
спрашивала себя, правильно ли сделала, уступив. От одной уступки к другой -
до чего же я дойду? Да и сейчас это не приносит мне никакой пользы. Конечно,
еще слишком рано. Прежде чем эта связь превратится в гнилой плод, нужно,
чтобы он созрел. Я все время это повторяю - и то считаю, что поступила
мудро, то обвиняю себя в малодушии. В действительности - я безоружна, ибо
никогда не предполагала, что имею права. Я многого жду от людей, которых
люблю, - быть может, слишком многого. Я жду, даже прошу. Но требовать я не
умею.

Воскресенье, 17 октября. Вчера утром, когда он выскользнул из постели,
еще не было восьми часов. Я почувствовала запах его одеколона. Он тихонько
прикрыл дверь комнаты и входную дверь. Из окна я видела, как он с радостным
усердием наводит лоск на машину. Мне показалось, он напевает. Над последней
осенней листвой голубело нежное летнее небо. (Золотой дождь листьев акации
над розово-серой дорогой по пути из Нанси.) Он сел в машину, включил
зажигание, а я смотрела на мое место рядом с ним - место, на которое сядет
Ноэли. Он дал газ, машина тронулась, и я почувствовала, как оборвалось
сердце. Он отъехал очень быстро, потом исчез. Навсегда. Он никогда не
вернется. Тот, кто вернется, будет уже не он.

...Я искала забвения в прошлом. Разложила коробки с фотографиями. Нашла
ту, где Морис с повязкой. Мы были так дружны в тот день, когда на набережной
Гранд-Огюстен оказывали помощь раненым ФФИ (Французские внутренние силы