"Симона де Бовуар. Сломленная" - читать интересную книгу автора

Прежде всего мне не нравится профессия адвоката: ради денег браться защищать
кого-то, если прав другой. Это безнравственно. Морис ответил, что Ноэли
занимается своим ремеслом очень симпатичным образом: она берется не за
всякое дело, получает, действительно, очень высокие гонорары, но есть
множество людей, которым она помогает даром. Неправда, она корыстолюбива.
Кабинет помог ей купить муж: почему бы и нет, если они сохранили прекрасные
отношения? (А не для того ли она их сохранила, чтобы он оплачивал ее
кабинет?) Она стремится продвинуться; в этом нет ничего достойного
порицания, если добываешь этим себе средства к существованию. Здесь уж мне
стало трудно сохранить хладнокровие:

- И это говоришь ты! А ведь ты никогда не искал способов продвинуться.
- Я решил специализироваться, когда мне окончательно надоела рутина.
- Сначала ты не был в застое.
- В интеллектуальном смысле был. И был слишком далек от того, чтобы
работать с полной отдачей.
- Пусть так. Во всяком случае, ты не был карьеристом: ты хотел расти
интеллектуально и разрабатывать определенные проблемы. Здесь дело было не в
монетах и не в карьере.
- Для адвоката продвинуться - это тоже нечто иное, чем монеты и
репутация. Каждый стремится получить более интересное дело.

Его неискренность возмутила меня.

- Послушай, - произнесла я. - Хочу тебя предупредить об одном: я не
стану соперничать с Ноэли из-за тебя. Если ты ее предпочитаешь мне, это твое
дело. Бороться я не стану.
- Кто тебе говорит о борьбе?

Я не стану бороться. Но вдруг мне стало страшно, Возможно ли, чтобы
Морис предпочел ее мне? Такая мысль никогда не приходила мне в голову. "Ты
первый сорт", - с гордостью говорил обо мне папа. И Морис тоже, только в
других выражениях. Нет. Невозможно, чтобы он предпочел мне такую подделку,
как Ноэли.
Среда, 10 ноября. Позавчера я позвонила Киллану. О, здесь совсем нечем
гордиться. Я должна была удостовериться в том, что еще могу нравиться
мужчине. Опыт состоялся. Но что это мне дало? Я вовсе не стала больше
нравиться самой себе. Я не предполагала спать с ним, как и не зарекалась не
делать этого. Я потратила достаточно времени на туалет: ванна с
ароматическими солями, педикюр.
За два года Киллан не только не постарел, но облагородился, его лицо
стало интереснее. Я не думала, что он так красив. Конечно, он пригласил меня
с такой готовностью не потому, что ему некому нравиться. Быть может, в
память о прошлом? И я боялась, очень боялась, что он будет разочарован. Но
нет. Это происходило в забавном ресторанчике позади Пантеона: старые
нью-орлеанские пластинки, очень смешные куплетисты, хороший репертуар у
певцов, этакого анархического плана. Киллан знал почти всех в зале:
художников, как и он сам, скульпторов, музыкантов, в основном молодых. Он и
сам спел под аккомпанемент гитары. Он помнил мои любимые пластинки, блюда.
Преподнес мне розу. Он был так предупредителен, и это напомнило мне, как