"Луи Анри Буссенар. Капитан Ртуть" - читать интересную книгу автора

различных национальностей: венгров, валахов, молдаван, сербов, отнюдь не
сливок общества[131]. Авантюристов привлекала не верность эрцгерцогу, на
которого им было наплевать, а заманчивые обещания и надежда на крупную и
легкую поживу. Офицеры же рассчитывали обрести славу и повыситься в чине.
Результатом оказались мучения, усталость, борьба неизвестно с кем и
разбитые надежды.
Бельгийский легион, набранный под предлогом того, что императрица -
дочь короля Леопольда, выглядел ничуть не лучше австрийского.
Трио, составляющее армию, преданную Максимилиану, завершал
мексиканский легион, дисциплинированный, терпеливый и верный, но вполне
способный под влиянием общественного мнения изменить свои взгляды.
Над Монтерреем нависла угроза нападения банд Хуареса, отразить которое
предстояло французскому гарнизону. Эскорт[132], сопровождавший обоз раненых
в Сальтильо, состоял из роты австрийцев и роты мексиканцев, всего двести
человек, авангард и арьергард[133]. Мулы[134] тянули повозки, везли раненых
верхом, пеоны[135] несли носилки. Обоз растянулся более чем на двести
метров.
Преданные сестры монастыря Божественного Воплощения добились чести
сопровождать обоз. В дороге они ухаживали за несчастными, измученными
солдатами, еле живыми от нестерпимого зноя.
Обоз представлял собой удручающее зрелище: приходилось передвигаться
медленно, и это ужасно раздражало эскорт, спешащий прибыть поскорее в
Сальтильо, гостеприимный город, известный своими лавками и кабачками.
Австрийцы под командованием загорелого рыжеусого лейтенанта в белой
униформе, стремясь скорее завершить переходе оторвались от обоза более чем
на двести метров.
Мать Ореола, высокая мексиканка с волевым лицом, сильная и смелая,
по-военному руководила шестью сестрами. Добрые и милосердные женщины
старались то замедлить слишком быстрый ход авангарда, то ускорить
продвижение мулов и тех раненых, которые могли держаться на ногах и
передвигаться самостоятельно.
Поминутно из каждой повозки доносились стоны и жалобы: то вскрикнет
безногий, страдающий на тряской дороге, то послышится стон или плач. Мать
Ореола распоряжалась всеми: к одному посылала сестру Консепсьон, толстушку,
суетившуюся несмотря на стертые в кровь ноги; к другому - сестру Дориту,
совсем молоденькую, с детским лицом и озорной улыбкой.
- Сестра Мира, ступай туда, к третьему мулу слева! А ты, Асомпьсон,
разве не слышишь? Подай ему воды!
Сестры спешили, наклонялись над страдальцами, ловко делали перевязки и
шептали слова утешения раненым, едва слышавшим их. Настоятельница[136]
поддерживала солдата, идущего своим ходом. Он напрягал все силы, чтобы не
упасть, и равномерный шаг матери Ореолы придавал ему бодрости.
- Подумать только, - ворчала добрая женщина, - ни один из этих
австрийских красавчиков не взял с собой на лошадь кого-нибудь из раненых!
В это время подбежала старушка сестра с пергаментным лицом и высохшими
руками. Она так запыхалась, что едва могла произнести слово.
- Что случилось, сестра Марикита?
- Матушка, этот бедный малыш... вы знаете, светленький, как младенец
Христос...
- Что с ним?