"Наполеон I Бонапарт. Кампании в Египте и Сирии (1798-1799 гг.) " - читать интересную книгу автора

свои судьбы с судьбой самого знаменитого полководца Европы; и 800-900
ополченцев. Эти ополченцы, гордые, как и все островитяне, давно уже
чувствовали себя оскорбленными наглостью и высокомерием рыцарей-дворян. Они
жаловались на то, что являются у себя на родине иностранцами, не
допускаемыми к занятию почетных и доходных должностей. У них не было
привязанности к ордену. Они видели во французах защитников своих прав. К
тому же самая организация ополчения находилась в небрежении, ибо орден давно
уже не опасался вторжения турок и, напротив, боялся установления гегемонии
коренных жителей. Если фортификационные сооружения и материальные средства
обороны были обширны, то моральный фактор сводил их к нулю. Капитуляция
Мантуи, почетные условия, предложенные Вурмзеру, представлялись умственному
взору всех и каждого. Если уже настал час капитуляции, то предпочитали
сдаться воину, который внушил высокое представление о своем великодушии.
Город на Мальте не мог, не хотел и не должен был защищаться. Он не смог бы
выдержать суточной бомбардировки. Уверившись в том, что он может сметь,
Наполеон осмелился!!!
VI. 8 июня, когда конвой из Чивита-Веккии появился перед Гоцо, великий
магистр, предчувствуя опасности, угрожавшие ордену, собрал Большой совет,
чтобы обсудить столь важные обстоятельства. "Французская эскадра
сосредоточивается в пределах видимости с наших берегов. Если она потребует
разрешения на вход в порт, на что нам решиться? Мнения разделились. Одни
думали, "что необходимо дать сигнал тревоги,. загородить цепью вход в порт,
взяться за оружие, объявить остров на военном положении; такая подготовка
произведет впечатление на французского главнокомандующего; необходимо в то
же время не пренебрегать ничем из того, что может завоевать ордену
расположение главнокомандующего и важнейших его офицеров; это единственный
способ отвести от себя грозу". Другие, напротив, говорили, "что назначение
ордена - вести войну с турками, что они не должны выказывать какого-либо
недоверия при приближении христианского флота; что дать при виде его сигнал
тревоги, который обычно давался лишь при виде Полумесяца, значит вызвать и
навлечь на город ту самую грозу, которую хотели от себя отвести; французский
главнокомандующий, возможно, не имеет никаких враждебных намерений, если мы
не выкажем ему никакого недоверия, он, может быть, пойдет своим путем, не
тревожа нас!!" Пока продолжалась эта дискуссия, подошел весь флот. 9-го в
полдень он появился у входа в порт, на расстоянии пушечного выстрела.
Французский адъютант потребовал разрешения на вход, чтобы можно было
запастись водой. Члены совета, считавшие, что нужно обороняться, снова стали
с жаром доказывать, "насколько неосторожно будет отдаться связанными по
рукам и ногам на милость иностранной армии, намерения которой неизвестны;
хуже этого ничего произойти не может; сдаться на милость победителя никогда
не поздно; с республикой нет никаких дипломатических отношений; неизвестно
даже, находятся ли с ней в состоянии мира или войны; и, наконец, если нужно
погибнуть, то лучше сделать это с оружием в руках, а не в результате
собственной трусости". Противная партия доказывала, что будет крайне
неосторожно провоцировать эту грозную армию, которая находится уже на
расстоянии пушечного выстрела; что через несколько часов после начала
военных действий она овладеет сельскими местностями Мальты и Гоцо; что тогда
не останется другого выхода, как запереть ворота столицы, и что, будучи
блокирована с суши и с моря, последняя не сможет обороняться из-за
недостатка продовольствия; что рожь, правда, имеется, но зато отсутствуют