Полина Поплавская Уроки любви

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Полгода назад судьба занесла меня в Ридинг. Этот английский, по преимуществу промышленный городок в последние годы прославился тем, что там открылся новый музыкальный театр, сразу хорошо зарекомендовавший себя в международных балетных кругах. Поставить в нем спектакль считается очень престижным, к этому стремятся многие балетмейстеры, в том числе российские. Моему приятелю еще по Вагановскому училищу повезло – его туда пригласили. Я поехала с ним в качестве переводчика.

Репетиции шли хотя и не очень пунктуально, но достаточно успешно. У меня оставалось немало свободного времени, которое я проводила, лазая по окрестностям. А окрестности у Ридинга замечательные: королевский Виндзор, знаменитые плиты Стоунхенджа и, конечно, древний студенческий город Оксфорд. Стояла роскошная, как тициановские красавицы, осень. Темза лениво несла свои спокойные в этой части страны волны, зеленоватые от нависавших над рекой домов, увитых буйным плющом. Дух мирного спокойствия и одновременно легкого студенческого безумия витал над городком. Я бродила по его небольшим, но очень красивым мостам, почти пустынным среди бела дня, так как основное население города – студенты – сидели в это время в старинных университетских аудиториях.

Университет в Оксфорде был везде: студенты с конспектами на ратушной площади, разговоры об экзаменах в парках, множество конференций и выставок. Однажды я, гуляя, забрела в небольшой зал неподалеку от библиотеки Кодрингтон, где выставлялись живописные работы студентов и преподавателей. Я заплатила символические полфунта и оказалась в галерейке окнами на реку. Все пронизывал тягучий янтарный свет осеннего полдня, и в нем как-то особенно нежно выглядели развешенные по стенам работы. К моему удивлению, большинство из них оказались очень профессиональными. Я шла, медленно рассматривая портреты и пейзажи, совершенно умиротворенная и почти просветленная, как вдруг уже у самого выхода увидела большой портрет молодого мужчины, чьи высокие скулы явно выдавали его небританское происхождение. Это было красивое и немного дикое лицо, с иссиня-черными кудрями над высоким лбом, и с такой мукой во взгляде, что мне захотелось опустить глаза. «Д. X. Райнгау. Портрет М. М. Н», – подпись под портретом не сказала мне ничего. Впрочем, я и не надеялась, что увижу развернутое объяснение, кому принадлежит это упрямое и безумное лицо, и кто сумел так проникнуть за отстраненную красивость черт. Но если узнать об изображенном человеке мне было неоткуда, то художник, надо полагать, находился здесь, в Оксфорде. Правда, в галерейке кроме меня не было ни души, и никакие бабульки не зашипели, когда я, повинуясь странному чувству, коснулась портрета рукой.

Потом, добравшись до ректорского здания, я навела справки и буквально через полчаса уже знала, что картина написана не студентом и не преподавателем, а лишь женой некоего профессора Райнгау из Ноттингемского университета, который по контракту читает здесь курс лекций. Сама же художница после открытия выставки улетела в Америку.

Любой европеец удовлетворился бы этой информацией и успокоился, но мы, русские, недаром раздражаем многих своим неуместным любопытством и настойчивостью, которая для иностранцев выглядит откровенной назойливостью. Портрет не давал мне покоя. И потом: зачем было профессорской жене выставляться среди студентов университета? Промучившись пару дней, я все же решилась встретиться с профессором Райнгау, выразить ему восхищение талантом его супруги и, если повезет, узнать что-нибудь об этом М. М. Н.

В маленьких городках за границей, особенно в городках университетских, таких, как Оксфорд, все происходит удивительно спокойно и просто – так что уже в субботу мы договорились встретиться с профессором в кафе – напротив той же знаменитой библиотеки, в которую до сих пор по традиции пускают только студентов мужского пола.

Из-за столика, увидев меня, привстал мужчина лет сорока, с глубоко посаженными живыми глазами и крупным мальчишеским ртом. После обмена приветствиями он спросил:

– Чем могу служить? – В его словах слышался классический выговор человека образованного, но не англичанина – я уже научилась различать такие нюансы. Да он и не был похож на англичанина.

Я честно рассказала, как случайно попала на выставку и как поразил меня портрет, написанный его женой.

– Неужели это любительская работа? – поинтересовалась я.

– И да, и нет. По образованию моя жена юрист и живописи нигде специально не училась. Но выставляется она уже давно, ее работы есть в музеях и Европы, и Штатов. Она выросла в творческой семье – может быть, поэтому… – При последних словах профессор словно немного смутился.

– А этот молодой человек, кто он? – Я знала, что спрашиваю совершенно неприличные для европейца вещи, но была не в силах удержаться.

Райнгау нахмурился.

– Мне бы не хотелось отвечать на ваш вопрос. Но я вижу, что портрет действительно произвел на вас большое впечатление, и потому, если…

Неожиданно для себя я перебила его – совсем как невоспитанная девочка:

– Видите ли, я не только переводчик, я пишу книги… книги о женщинах с яркими судьбами. Может быть, вы слышали о Патриции Фоулбарт – американской телезвезде? Недавно я написала о ней…

Профессор вскинул на меня удивленные глаза, и на губах его появилась непонятная улыбка.

– В таком случае, – сказал он, – вам действительно стоит встретиться с моей женой. Нет, вы просто обязаны это сделать. Она вернется послезавтра, и непременно сама позвонит вам.

Мы допили кофе, разговаривая о том, о сем. И на протяжении всей беседы профессор время от времени бросал на меня странные косые взгляды.

Потом были два дня плотных репетиций, и я почти забыла и о портрете. Но в воскресенье телефон в моем гостиничном номере зазвонил непривычно рано для Англии, и нежный, почти девичий голос сообщил, что его обладательницу зовут Джанет Райнгау.

– Муж рассказал мне о вас и вашем интересе к моей работе. Благодарю. Русские очень тонко умеют понимать искусство и особенно друг друга.

– Вы хотите сказать, что молодой человек на портрете – русский?!

– О, я имела в виду вообще славян! – воскликнула собеседница. – Мне было бы интересно с вами встретиться. Давайте в университетском парке у Порт-Мидоу, это наш маленький ипподром. Для серьезных разговоров самое подходящее место. Не волнуйтесь, я сама вас узнаю.

Я, разумеется, согласилась.

До встречи оставалось еще достаточно времени, я приехала в Оксфорд пораньше, и ноги снова привели меня в галерею. Портрет «наполовину славянина» по-прежнему смотрел на меня с дикой тоской, чувственный рот, словно только сейчас оторвавшийся от других губ, кривился, как от боли… Но помимо муки, на сей раз я прочитала в темных глазах еще и неукротимую страсть. И была окончательно заинтригована.

От края старого манежа под открытым небом мне навстречу порывисто шагнула высокая тонкая женщина, чьи буйные рыжие кудри были почти неотличимы от развевающихся одежд того же цвета. Она показалась мне похожей на эльфа из английских сказок.

– Я Джанет Райнгау. – Женщина так же порывисто сделала шаг назад. – А моя девичья фамилия – Шерфорд.

Теперь пришлось отступить мне.

– Вы – дочь Патриции?! Но я…

– Представляли меня совсем другой?

– О, нет! – Теперь мне уже казалось, что другой она быть и не может.

Я окончательно растерялась. Но Джанет решительным жестом взяла меня под руку и повела по длинной аллее, уходящей к серебристым куполам елизаветинских церквей.

– Неужели вы действительно написали книгу о маме? Вы, русская, и для русских? Как мама была бы счастлива! Как хорошо, что вы зашли в галерею! – Голос у Джанет был звонким, словно у ребенка, а пальцы, державшие меня под руку, крепкими и горячими. – Но ведь ваша книга не переведена?

Я долго слушала ее взволнованный голос, а перед глазами все стоял портрет. И, наконец, догадки и обрывки соединились в одно целое…

– Джанет! – проговорила я. – Простите, что называю вас так, но мы с вами, наверное, почти ровесницы… Скажите, человек на портрете… тот самый Милош?!

Рука Джанет оторвалась от моей.

– Да.

– Он стал… таким? – Я не могла подобрать подходящего определения.

– Он всегда был таким, – грустно произнесла Джанет. – Только это долгая история. И очень печальная. И неотделимая от меня самой. – И внезапно, как человек разом на что-то решившийся, она энергично взмахнула рукой. – Я давно, уже очень давно не вспоминала о нем, а тут буквально пару недель назад вдруг почувствовала, что должна написать его портрет… Я расскажу вам все с самого начала!

До самого позднего вечера, пока набежавшие тучи не закрыли отражавшуюся в Темзе луну, мы сидели на низкой скамейке у самой реки. Джанет рассказывала, и ее голос нежно звенел в прохладном, насыщенном влагой воздухе.

Полина Поплавская