"Смерть за стеклом" - читать интересную книгу автора (Элтон Бен)

Номинация

День двадцать девятый 7.15 утра

— Телеведущий, телеведущий, телеведущий, телеведущий, машинист.

— Машинист? — Сержант Хупер удивленно поднял глаза.

— Извините, ошибся. Тоже телеведущий.

Старший инспектор Колридж шлепнул на стол толстую папку с делами подозреваемых и снова повернулся к экрану установленного в углу кабинета большого телевизора. Последние два часа он просматривал пленки вразнобой, без всякой системы.

Гарри на экране раскинулся на зеленом диване. Незадолго до этого была нажата кнопка «пауза», и кадр застыл. Но даже если бы магнитофон продолжал крутиться, картинка бы не изменилась: Гарри так же лежал бы в своей излюбленной позе — почти не двигаясь, раскинув ноги и левой рукой лениво почесывая яйца.

На его левой лодыжке распластал крылья полустершийся синий орел. Орел категорически не нравился Колриджу. Неужели тупой говнюк и выскочка Гарри полагает, что у него есть нечто общее с этой гордой, благородной птицей? Инспектор нажал на «воспроизведение», и Гарри заговорил:

— Лучшая команда английской Премьер-лиги — это десять недоумков и одна огромная горилла в нападении — обычно какой-нибудь черный.

Колридж старался не отвлекаться, но сосредоточиться не удавалось. Сколько чепухи способен вытерпеть мир? Мы все несем иногда несусветную чушь. Но обычно сказанные всуе слова словно растворяются в воздухе, и нет их, проехали. А эти — увековечены навсегда. Более того, превратились в улику. И он обязан их слушать.

— Десять идиотов упорно пасуют горилле в надежде, что тот обведет защиту и закатит мяч в ворота.

Мир уже слышал эти блистательные откровения. Их передавали в эфир сраженные наповал сенсационностью подобных высказываний режиссеры программы «Любопытный Том». Слова «черный» и «горилла» в одной фразе создавали на экране потрясающий эффект поистине «реального» телевидения

— Борьба, полемика, смелость, — пробормотал себе под нос Колридж.

Он цитировал статью, которую нашел в коробке с видеокассетой. Все изъятые записи шоу «Под домашним арестом» были дополнены вырезками из газет и журналов. Организаторы «Любопытного Тома» знали свое дело. И если требовался архив, его тут же предоставляли.

В статье рассказывалось о продюсере проекта «Под домашним арестом» Джеральдине Хеннесси, которую чаще называли Джеральдиной Тюремщицей.

«Мы не Би-би-си, — заявляла она. — Мы Би-пи-си: Борьба, Полемика, Смелость. И поэтому даем возможность людям заглядывать в окна и не стесняемся простодушно-откровенного расизма Гарри».

Колридж вздохнул. «Борьба... полемика». Что за странные амбиции для уже немолодой женщины? Он перевел взгляд на собеседника Гарри. Тот сидел на оранжевой кушетке — блистательный Джейсон, известный больше как Джаз: самый крутой, самый находчивый, самый уверенный в себе, с вечной улыбочкой на губах или — как на этот раз — с насмешливой ухмылкой.

— Вот так-то, приятель, — продолжал Гарри, — ни мастерства, ни ловкости, ни стратегии. Вся игра в этой стране рассчитана на удачный прорыв. — Он переложил поудобнее свои гениталии, и они четко обозначились под пронзительно-зелеными спортивными шортами. Оператор моментально дал крупный план. «Любопытный Том» — детище Би-пи-си, потому-то и любит смаковать пикантные моменты.

— Пойми меня правильно, Джаз. Факт есть факт: большинство нападающих лиги — черные громилы.

Джаз пронзил Гарри (как ему казалось) загадочным и устрашающим взглядом. Его тело выглядело еще эффектнее, чем у Гарри, и он тоже постоянно поигрывал мускулами, которые рельефно проявлялись, даже когда он поглаживал рукой поблескивавшую на красивой груди толстую золотую цепь.

— Гориллы.

— Что?

— Ты сказал «гориллы», а не «громилы».

— Неужели? Я имел в виду, что гориллы огромные и сильные, как твой хрен.

На кухне мнившая себя хипповой супермоделью Лейла возмущенно тряхнула умопомрачительными белокурыми косичками с вплетенными бусинками.

Колридж заметил это проявление ее возмущения благодаря мгновенной реакции видеорежиссера, который моментально поменял план и крупно показал ее лицо. «Любопытный Том» не упустил возможности отметить, как вскинулась эта насмешливая гордячка из благополучных снобов, типичных для среднего класса. И инспектор понял, что позиция передачи — нарочитое пренебрежение к интеллектуалам.

«Мы всенародно любимый «Любопытный Том» — цитировала статья Джеральдину, которая явно считала Лейлу заносчивой стервой, абсолютно лишенной чувства юмора, цацей из этого самого среднего класса. И именно такой показывал ее режиссер.

Колридж чертыхнулся в экран. Он наблюдал за Джазом, хотел его раскусить. Но до чего же трудно вести расследование, когда «Любопытный Том» демонстрирует тебе только то, что считает нужным. А ведь нужно-то им совсем не одно и то же. «Том» пытается состряпать то, что называется «грандиозным телешоу». А Колридж должен поймать убийцу.

Но вот камера вернулась к Гарри и его яйцам.

Инспектор вовсе не думал, что убийца именно Гарри. За долгие годы службы ему не раз приходилось колошматить субботними вечерами штук по двадцать подобных гарри. Он прекрасно знал таких субчиков: крикливые, самоуверенные, наглые. Инспектор вспомнил, как тот же самый Гарри выглядел два дня назад, когда после убийства всех собрали перед полицейским видеомагнитофоном. Гарри больше не казался нагловатым. Он казался напуганным.

И все же опыт подсказывал: такие гарри лезут в драку, но не убивают — разве только прибьют кого-то случайно, по пьянке, либо задавят машиной. Колридж терпеть не мог этого чванливого, самодовольного, разрисованного татуировками, тупоголового кокни, но на злодея тот не тянул. Гарри не из тех, кто мог подкрасться к жертве, воткнуть в шею кухонный нож, вытащить и снова хладнокровно засадить глубоко в череп.

Нет, Колридж считал, что Гарри на такие выходки не способен. Однако жизнь иногда преподносит сюрпризы, и об этом тоже нельзя забывать.

Общественное мнение совпадало с точкой зрения Колриджа: люди не верили, что убийца — Гарри. Он был из любимчиков. И бульварные газеты с самого начала шоу намекали, что Молодчик Газза,[1] как прозвали Гарри, — верный кандидат на роль победителя. Зато потом, когда игра обернулась реальным убийством и расследованием случившегося, Гарри редко поднимался в первые строчки опросов.

Колридж улыбнулся печальной, слегка надменной улыбкой. Только так он и мог улыбаться в последнее время. На самом деле страна не знала Молодчика Газзу, хотя зрители были уверены, что им известно о нем всё. Но им предлагали только самые эффектные куски: его безапелляционные высказывания, нагловатые повадки, то, как он объявлял кого-то снобом или задавакой, и веселое упорство, с каким он выводил из себя гордячку Лейлу. И еще его пенис, как-то выглянувший из-под задравшихся шорт. Этот кадр немедленно напечатали на майках, которые продавали на рынке Камден-Лок.

— Циклоп! На место! — прикрикнул Гарри, словно бы обращаясь к собаке, и только после этого прикрыл член шортами. — Извините, девушки. Просто я не ношу трусов. В них у меня все преет.

Вот таким воспринимала его страна: он был разжеван средствами массовой информации и запихан людям в рот куском прямодушной откровенности, без претензий на заумь. Одним словом, — Молодчик Газза. Но этим-то Гарри и нравился.

Как и видеорежиссер, Гарри заметил возмущение Лейлы и, представив реакцию такого же сноба — уже из зрителей — на свои, отдающие душком расизма рассуждения, решил поднажать.

— Именно так! — рассмеялся он в ответ на ее возмущенный взгляд. — Тебе слабо произнести это вслух, а я не боюсь: пошла она в задницу, ваша политкорректность. Только учти, что это комплимент Джазу, а не наоборот. Черные быстрее и сильнее — доказанный факт. Вспомни бокс! Вспомни Олимпийские Игры! Будь я проклят — белым следует давать медали уже за то, что у них хватает духу принять участие в соревнованиях. Мужики еще ладно, а девчонки вообще никуда не годятся! Видела, как они бегут? Сначала, обгоняя друг друга, финишную ленту рвут черные амазонки, и только потом, аж минут через десять, появляется парочка плоскозадых рыженьких из Глазго.

Вот вам: получайте свою борьбу, полемичность и смелость!

— Да, но это потому... — неуверенно начала Лейла, понимая, что должна опровергнуть ужасное высказывание Гарри.

— Так почему же, черт подери? — подхватил он.

— Потому... потому, что для черных спорт — единственная возможность чего-то добиться в этом обществе, где все прочие пути для них закрыты. Вот они и пытаются проявить себя в любом виде спорта.

В разговор вступил Джаз, но отнюдь не на стороне Лейлы:

— Значит, ты утверждаешь, что белые могли бы побить нас, черных, в боксе, беге и во всем остальном, если бы не были так заняты учебой на врачей и премьер-министров. Я тебя правильно понял, Лейла?

— Нет!

— Да ты у нас расистка, детка. Ай-ай-ай!

Лейла сморщилась, словно собиралась расплакаться, а Гарри и Джаз дружно рассмеялись. Неудивительно, что перевес симпатий был на их стороне. Большая часть зрителей считала их своими представителями в доме. Нормальные, не говнистые, простецкие ребята. Отличные мужики, золотые парни. Но что бы сказали те же самые зрители, если бы им пришлось находиться в обществе этих золотых парней по двадцать четыре часа в сутки? День за днем, неделю за неделей иметь дело с хамским гонором, который так и отскакивал от потолка и от стен? Кое-кто начал бы раздражаться. Потом невзлюбил бы их и стал бы отвечать колкостями. А в результате, спровоцировал бы одного или другого на убийство.

Убийство на почве взаимного раздражения? Такое бывает! Бывает. Инспектор по опыту знал, что раздражение — самый распространенный из всех мотивов. Взрыв эмоций — и занудная, мелочная ссора переходит роковую грань. Сколько раз Колриджу приходилось выяснять у задержанного, как его угораздило угробить родственника только потому, что тот его раздражал.

«Не мог больше терпеть. Психанул».

«Она меня довела».

Большинство убийств совершается на бытовой почве теми, кто прекрасно знает будущую жертву. А разве можно придумать более подходящую обстановку, чем «Под домашним арестом». К моменту убийства участники программы успели хорошо друг друга узнать, — по крайней мере настолько, насколько может узнать один человек другого. «Арестантам» приходилось слишком много разговаривать — друг с другом и друг о друге. И отдыхать от этого только во сне.

И не исключено, что один из них стал раздражать остальных до такой степени, что его убили.

Но раздражение вызывали они все, по крайней мере у Колриджа. Абсолютно все. Их смугленькие животики и округлые ягодицы, их бицепсы, трицепсы и татуировки, кружочки вокруг сосков, их общий интерес к знакам зодиака, бесконечные поглаживания и обжимания и полное равнодушие ко всему, что не связано с ними непосредственно.

Инспектор Колридж сам бы с радостью их всех поубивал.

— Беда в том, что вы сноб, сэр, — заметил сержант Хупер, который наблюдал, как начальник просматривал видеопленки, и отгадал ход его мыслей, словно у того была стеклянная голова. — В наши дни никого не заставишь мечтать о профессии машиниста. Да если честно, то и нет никаких машинистов. Сидит себе в кабине тип, нажимает на кнопку пуска и время от времени бьет по тормозам. Да уж, почетное призвание. Нет, теперь все хотят стать телеведущими. Я бы сам подался из копов на телевидение.

— Не отвлекайтесь, Хупер! — проворчал Колридж.

Он знал, что над ним подсмеивались. Подсмеивались потому, что считали старомодным. А считали старомодным потому, что помимо астрологии и знаменитостей его интересовали и другие вещи. Например, книги и поезда. Наверное, таких людей на земле уже не осталось. Господи! Ему исполнилось всего пятьдесят четыре года! А большинство коллег думали, что не меньше двухсот. И за глаза называли чудаком. Он был членом Общества книголюбов, доморощенным исполнителем песен, в День перемирия[2] всегда ходил к военному мемориалу и выращивал цветы из семян, а не покупал в садоводческом центре.

И вот именно ему выпало смотреть весь материал, отснятый для шоу «Под домашним арестом». Сидеть и наблюдать за тупыми существами двадцати с чем-то лет, которых собрали в одном доме и устроили за ними круглосуточное видеонаблюдение. Да уж, подвезло! При других обстоятельствах Колридж ни за что в жизни не переключил бы телевизор на программу «Под домашним арестом».

Инспектор стиснул ручку кружки из настоящего фарфора — еще один повод для насмешек, ибо он упорно пользовался фарфоровой кружкой, несмотря на то, что ее приходилось то и дело мыть.

— Если мне понадобится ваше мнение о машинистах или по другому вопросу, Хупер, я сам вас об этом спрошу.

— Всегда к вашим услугам, сэр.

Колридж понимал, что Хупер прав. Нельзя осуждать современную молодежь за отсутствие здравых, реалистических стремлений. Ведь в те дни, когда мальчишки мечтали стать машинистами, они представляли себя повелителями огромных железных машин — изрыгающих пламя чудовищ, укротить которых под силу только самым смелым и самым умным.

А сегодня технологии настолько усложнились, что никто не понимает, как работают навороченные механизмы, кроме, конечно, Билла Гейтса и Стивена Хокинга.[3] По словам того же Хупера, человеческая раса вырвалась из петли. Так что же оставалось желать молодежи, как не маячить на телеэфирах? Более привлекательного занятия не существовало. Колридж удрученно взглянул на высоченные стопки видеокассет и компьютерных дисков, которые занимали большую часть комнаты.

— Что ж, вернемся к началу и примемся штурмовать проблему по порядку. — Он выхватил коробку с надписью «Первый эфир» и вставил кассету в аппарат.

Один дом. Десять претендентов. Тридцать камер. Сорок микрофонов. Один победитель.

Слова хлестали в экран, словно бьющий в лицо кулак.

Сердитый, бешеный рок сопровождал надписи в манере «постпанк» на фоне нарочито размытых картинок.

Объектив камеры на турели. Забор из колючей проволоки. Рыкающая собака охраны. Девушка, снимающая бюстгальтер спиной к объективу.

Крупным планом: искаженный криком ярости рот.

Громче гитарные аккорды — и все изломаннее буквы. Подтекст очевиден: зануды пусть ищут развлечений в другом месте. Но если вы молоды, энергичны и радуетесь жизни, это шоу для вас!

Девять недель. Никаких поблажек. Никаких отлучек.

Под домашним арестом.

Взрывная круговерть рисунков, в ответ тяжелый удар гитары — и с разогревом покончено. Идут последние минуты, когда дом «Любопытного Тома» тих и спокоен. Светлое, большое, гостеприимное жилое помещение: отделанная плиткой гостиная, симпатичные общие спальни, блистающие нержавейкой ванны, душевые и бассейн в саду.

Входная дверь открывается, в нее проходят десять молодых людей и рассредоточиваются по всему общему плану гостиной. Та самая десятка, в которой, как уверяли страну, никто друг с другом не знаком.

Все кричат, взвизгивают, обнимаются и то и дело повторяют: «Супер!» Кто-то забегает в спальни и скачет по кроватям, кто-то показывает большие пальцы дверному проему, один или двое стоят в стороне и смотрят, но все как будто согласны, что начинается самое главное в их жизни приключение. И начинается оно в составе лучшей в мире суперкоманды.

Режиссер выдерживает паузу, чтобы зрители прониклись чувством общего праздника, после чего начинается представление участников программы. Камера выхватывает невероятно смазливого молодого красавчика с бархатистыми щенячьими глазами, с мальчишескими чертами лица и с волосами до плеч. На нем длинный черный пиджак и в руках гитара. Прямо поверх лица штампуются слова, буквы лепятся из кирпичиков и поднимаются, будто тюремные стены.

Дэвид. Род занятий: актер. Знак зодиака: Овен.

— Пожалуйста, остановите, констебль.

Картинка застыла, и собравшиеся полицейские принялись рассматривать изуродованное надписью красивое лицо.

— Род занятий: актер, — повторил Колридж. — И место его последней работы?

Молоденькая констебль Триша, которая как раз закончила прикалывать на стену последнюю из семи фотографий подозреваемых, уткнулась в дело Дэвида.

— Пантомима. Принц Очарование. Два Рождества назад.

— Два года назад? Это вряд ли можно назвать работой.

— Вот и Гарри потом так сказал, — вмешался сержант Хупер. — Дэвид тогда здорово перданул.

— Перданул?

— Вышел из себя.

— Благодарю вас, сержант. Полагаю, дело у нас пойдет значительно быстрее, если мы будем говорить на одном языке. Есть ли какие-нибудь свидетельства того, что у парнишки были актерские данные?

— Да, сэр, — отозвалась Триша. — Он прекрасно начинал. Выпускник Королевской академии драматического искусства, сначала много работал. А потом как-то не сложилось.

Колридж вгляделся в застывшее на экране лицо Дэвида.

— Кажется подавленным, а? Трудно представить, что, покидая театральный колледж, он мечтал ввязаться в эту передачу.

— Да, вряд ли. Выглядит несколько мрачно.

Колридж снова посмотрел на экран. Изображение подергивалось и подпрыгивало. Старый, раздолбанный полицейский видак плохо держал паузу. У Дэвида был слегка приоткрыт рот, так что казалось, будто он хочет укусить воздух.

— И на что же он живет, если его работа заключается в том, чтобы не играть?

— Я пробовал это выяснить, сэр, — ответил сержант Хупер. — И должен признаться, слегка озадачен. Дэвид никуда не нанимается, но как будто вполне процветает. У него приличная квартира, хорошая одежда и все такое. «Любопытному Тому» он сообщил, что ему помогали родители.

— Проверьте. Не исключено, что он залез в долги, обокрал кого-то или торгует наркотиками, а кто-то из участников шоу пронюхал об этом... Здесь имеет смысл покопать... Может, обнаружится хотя бы подобие мотива, — но в голосе инспектора не слышалось уверенности.

— Телевизионщики узнали бы, если б кто-то из «арестантов» получил подобную информацию. Ведь они, кажется, прослушивали все подряд? — спросила Триша.

— Не все, — возразил Хупер, который был настоящим знатоком телевизионных хитростей. — Видели все. А слышали многое, но не все. Трудно было разобрать слова, когда «арестанты» шептались. Иногда они снимали микрофоны и забывали надевать, так что приходилось им напоминать. Иногда постукивали по микрофонам, когда разговаривали. Этот трюк придумали еще первые участники. Помните Супер Уилли? Типа, исключенного за то, что он пытался манипулировать голосованием? Его изобретение.

— Значит, такие моменты нужно смотреть внимательнее, — предположила Триша. — Постукивание по микрофону — это подозрительно.

— К сожалению, невозможно. Именно эти куски отсутствуют на диске, поскольку их посчитали непригодными для эфира.

— Ну, хорошо, — подытожил Колридж. — Как говаривала моя мать: жизнь простой не бывает. Пошли дальше. Включайте.

— Смотрите, ребята, бассейн! — Джаз распахнул дверь во внутренний дворик и обернулся к остальным, чтобы объявить о своем открытии. И тут же по его юному лицу замелькали кирпичики надписи:

Джаз. Род занятий: ученик повара. Знак зодиака: Лев (на пересечении с Раком).

— Не хуже, чем Ибица![4] — словно обкуренный, он сделал у кромки воды несколько расхлябанных телодвижений и похоже изобразил губами барабан и бас-гитару. — Чи-чи-бум!

Вслед за ним к бассейну подскочила молоденькая девушка. Симпатичная, с маленьким драгоценным камешком в ноздре.

Келли. Род занятий: торговый консультант. Знак зодиака: Весы.

— Класс! — завопила Келли.

— Чи-чи-бум! — отозвался Джаз. Девушка запрыгала и захлопала в ладоши.

— Супер! Бесподобно! Улет! — Скинув едва прикрывавшие попу шорты, она прыгнула в воду.

— Торговый консультант? Что это значит? — поинтересовался инспектор.

— Продавщица, — объяснил Хупер. — Мисс Селфридж.

— Вы видели, какие на ней штаны? — Колридж всматривался в мерцающее изображение. — Ползадницы наружу.

— У меня есть точно такие же, — заметила Триша.

— Слишком откровенные, Патриция. Никак от вас не ожидал. Из-под них даже трусики видны.

— В этом-то весь кайф, сэр.

— Неужели?

— Конечно. Какой смысл тратиться на бикини Джи-стринг,[5] если люди их даже не увидят.

Колридж не знал, что означает «Джи-стринг», но не собирался попадаться в явную ловушку.

— Где же ее девичья гордость, если она способна так беззастенчиво хвастаться нижним бельем? — Он чувствовал себя вконец отставшим от жизни. Таких допотопных экземпляров больше нет. А если они все-таки сохранились, скрываются по углам, боятся открыть рот. Не воспринимают рекламу. Что уж говорить о телепрограммах.

На экране Келли в туче брызг показалась из воды, и в этот момент ее груди подпрыгнули и выскочили из лифчика. Девушка нырнула и, прежде чем выбраться из бассейна, поправила лифчик.

— О, боже! — закричала она. — На мне же микрофон! «Любопытный Том» меня убьет!

— Вот уж напрасно, — прокомментировал Хупер. — Помню, помню: знаменитые титьки Келли. Определенно дороже микрофона. Ее столько раз крутили в анонсах — водяная пыль, замедленная съемка, очень соблазнительно и симпатично. И в газетах печатали. «Буферная зона». Забавно!

— Давайте продолжим, — раздраженно перебил его Колридж.

Хупер прикусил губу и включил воспроизведение.

Из дома посмотреть на бассейн выскочила девушка с татуировками и «ирокезом» на голове.

Сэлли. Род занятий: боец. Знак зодиака: Овен.

— Им следовало написать: «Род занятий — лесбиянка», — поправила Триша. — Явно розовая. В такие программы обязательно берут кого-нибудь из нетрадиционных. Голубка или лесбу. Видимо, таковы законы эфира.

Колридж собрался было возразить против «лесбы», но передумал. Решил: а вдруг этот термин стал общепринятым, а он пропустил мимо ушей. Язык в наши дни меняется чрезвычайно быстро. И вместо этого спросил:

— Как вы полагаете, татуировки что-нибудь означают?

— Определенно, — ответил Хупер. — Стоит взглянуть, сразу ясно: вали подальше — я та еще сука.

— Думаю, что это маори, — добавила Триша. — Очень похоже на маори.

Руки Сэлли были разукрашены от запястий до плеч — ни одного свободного дюйма кожи. Там переплетались и свивались толстые черно-синие полосы.

— Если верить Интернету, она подозреваемый номер один, — заметил сержант. — Достаточно сильная. Взгляните на ее мускулы.

— Тот нож был очень острым, — возразил Колридж. — У любого из участников шоу хватило бы сил проткнуть им череп — при условии, что жертва вызывала достаточно сильную неприязнь. И еще: будьте добры, держите при себе замечания по поводу Интернета. Если миллионам тупых болванов нечем заняться и они городят всякую чушь — их дело, но это не имеет никакого отношения к расследованию.

На мгновение в комнате воцарилась полная тишина. Инспектор осадил подчиненных, словно школьников, и никто не нашелся, что ответить.

— И что она делает в качестве бойца? — продолжал Колридж, возвращаясь к Сэлли. — Есть какие-нибудь сведения?

— С ней однажды разговаривал наш информатор из Сохо. Раскроила несколько голов, но исключительно в целях самообороны.

— Мать должна гордиться такой крутой дочкой.

— Еще замешана в драке во время прошлогоднего марша сексуальных меньшинств. Осадила парочку хмырей, которые вздумали посмеяться.

— Господи, неужели им всем так важно обсуждать свои постельные пристрастия?

— Если бы они об этом не говорили, вы бы ничего не узнали, сэр.

— А зачем мне об этом знать?

— Чтобы, не дай бог, люди не решили, что они как все.

— То есть гетеросексуалы? Но я вообще о таких вещах не думаю!

Как бы не так! Вне всякого сомнения, инспектор думал, что она, Триша, гетеросексуалка. А как же иначе? Хотя она из кожи вон лезла, чтобы его шокировать — намекала, что сама такая же, как та девица с татуировками. И мечтала выдать фразочку, типа: «Если честно, сэр, я имею дело только с женщинами. Обожаю, когда меня трахают резиновым елдаком».

Он пришел бы в неописуемый ужас. Такая славная воспитанная девушка!

Но Триша, конечно, ничего подобного не сказала. Она промолчала. И продолжала втайне восхищаться оторвами вроде Сэлли: такие не боялись вызвать раздражение и показаться бесстыжими. Уж они бы ляпнули все что угодно. И расшевелили бы любого зануду, даже Колриджа.

— Пошли дальше, — приказал инспектор.

— Привет, пышногрудая красавица! — поздоровалась Сэлли с вылезающей из бассейна Келли.

Следующим из дома появился Гарри — гора мускулов и ни одного волоска на бритой голове. При виде Келли в прилипшем к юному телу мокром купальнике Гарри в шутливом восхищении упал на колени.

— Хвала небесам! — закатил он глаза. — Есть чем поживиться парням! Это мне по вкусу!

Гарри. Род занятий: водитель грузовика. Знак зодиака: Рак.

— Или девушкам! — крикнула в ответ Сэлли. — Еще неизвестно, в чьей она окажется команде!

— Выходит, ты розовая? — поинтересовался Гарри.

— Разуй глаза, малыш! — Сэлли показала на грудь купальника, где были оттиснуты слова «Кушаю жучку».

— Так это правда? — расхохотался Гарри и, радуясь собственной шутке, добавил: — А я решил, что ты только что из китайского ресторана.

Когда материал пошел в эфир, шутка вызвала маленький скандал, поскольку ее сочли чрезмерно будоражащей, полемичной и смелой.

В доме абсолютно лысая женщина в мини-юбке, напоминавшей леопардовую шкуру, исследовала жилые помещения.

— Сюда, ребята! Здесь корзина с сувенирами! Класс!

Мун. Род занятий: воздушная гимнастка, эпизодически — танцовщица-стриптизерша. Знак зодиака: Козерог.

— Сигареты, шоколад, шампанское! Супер!

— Вперед! — прорычал Гарри, и вся компания ринулась в дом.

«Арестанты» окружили корзину, и тут же хлопнули пробки четырех бутылок шампанского фирмы «Сейнзбериз».[6] Все попадали на оранжевые и зеленые диваны, на которых им предстояло провести так много долгих дней.

— Ну вот, приняли, расслабились. Теперь я вам скажу, — воскликнула Мун, сознательно выпячивая свой манчестерский акцент. — В конце концов вы все равно бы доперли сами. Первое: эту долбаную игру намерена выиграть я! Ясно? Так что остальные могут отдыхать! — Ее бравада была встречена веселыми аплодисментами. — Второе: я занимаюсь стриптизом. Забираю деньги у всяких зануд за то, что они глядят на мои телеса. Не могу похвастаться, что я этим горжусь, но свое дело знаю.

Аплодисменты и крики:

— Молодец!

— И третье: я сделала новые титьки. Раньше я себе не нравилась. А теперь — полный о'кэй! Вот и все! Я всю жизнь о таких мечтала.

— Покажи! — завопил Гарри. — А я скажу, права ты или нет!

— Отвали, козел, — прикрикнула довольная вниманием Мун. — Не гони волну: впереди девять долбаных недель. Господи, что я наговорила! Кошмар! Моя мама не знала, что я стриптизерша. Она думает, что я у нее паинька. Прости, мамочка!

— Я бы и сам подался к хирургам, — заметил Джаз. — Думаю, мне не помешало бы обрезание. По крайней мере, ничего не вылезало бы из штанов.

«Арестанты» весело заржали:

— Класс!

Но кто-то хохотал громче, кто-то не смеялся вообще. Девушка скромной наружности с иссиня-черными волосами и зелеными глазами только улыбалась. Рядом с ней сидел молодой человек в модной одежде фирмы «Тимберленд».[7]

Хэмиш. Род занятий: врач-ординатор. Знак зодиака: Лев.

— А этот что-то невесел, — заметил Колридж, глядя на Хэмиша, лицо которого выражало откровенную скуку.

— Думает, как победить, — предположил Хупер. — У него своя стратегия: сидеть тихо и не высовываться. Он в исповедальне каждый вечер декларировал: «Первые кандидаты на вылет — самые заметные». Хитрая игра. С товарищами надо вести себя по-одному, а со зрителями — по-другому. Оставаться достаточно скромным, чтобы в тебе не видели конкурента, но возбуждать интерес, чтобы зрители не проголосовали против, если не повезло с товарищами. Отсюда и интерес людей к этой программе. Психологический опыт. Человеческий зоопарк.

— Да ну? — перебил его инспектор. — В таком случае, позвольте узнать, почему режиссеры больше всего любят разговоры о сексе и крупные планы грудей?

— Потому что груди тоже привлекают. Видите ли, сэр, людям нравится на них смотреть. Мне, по крайней мере. И еще: вспомните, на что глазеют в зоопарке? На обезьяньи задницы и на совокупление.

— Не смешите!

— Отнюдь! Что интереснее наблюдать: как слоны наваливаются на еду или друг на друга? Люди предпочитают секс. Не закрывайте на это глаза.

— Ну, хорошо. Мне кажется, что мы отвлеклись.

— Вы так считаете, сэр? — Триша изучала лицо Хэмиша. — А у меня другое мнение. У них там сплошь сексуальное напряжение. Это нельзя упускать из виду. Вот посмотрите, на кого сейчас глядит Хэмиш?

— Невозможно определить.

— Посмотрите на общем плане. — Триша нажала на кнопку, и старенький видак поменял кадр. На экране возникли развалившиеся на диванах, слегка подвыпившие, похохатывающие участники игры.

— Вот, сэр, сначала он смотрит на Келли, а потом на Лейлу. Прикидывает. Психолог говорил, что в первые часы все будут главным образом разбираться, кого к кому тянет.

— Какая неожиданность, констебль. А я-то было вообразил, что они станут рассуждать о спасении своих бессмертных душ или формулировать определение Бога. — Колридж тут же пожалел, что сорвался. К чему этот сарказм? Триша ему нравилась, она была неплохим профессионалом и говорила дельные вещи. — Извините. Просто меня раздражают подобные типы.

— Ничего, сэр. Я понимаю, они не подарок. Я, правда, считаю, что нам следует разобраться, кто кого присмотрел. В такой уникальной атмосфере ревность вполне могла послужить мотивом убийства.

— Да, ну и кто, по-твоему, способен увлечься Вогглом? — спросил Хупер и рассмеялся, когда на экране появился еще один персонаж.

Воггл. Род занятий: анархист. Знак зодиака: утверждает, что все двенадцать.

— Получается, — продолжал сержант, — если из этой компании выбирать кандидата на роль убийцы, непременно попадешь пальцем в Воггла. Он сам на это напрашивается.

— Да на это напрашивается любой белый с такими дредами, — возразила Триша. — Воггл — персональный проект Джеральдины Тюремщицы.

— Что значит «персональный проект», констебль?

Триша имела в виду резюме закрытого совещания, на котором была определена стратегия шоу. В день убийства она взяла это резюме в редакции «Любопытного Тома».

— Воггл — единственный, кого «Том» пригласил сам. По словам Джеральдины Хеннесси, я цитирую, «он гарантировал прекрасное телешоу. Естественный раздражитель, как песчинка в раковине моллюска, вокруг которой образуется жемчужина».

— Весьма поэтично, — заметил Колридж. — Чтобы сравнить мистера Воггла с жемчужиной, необходимо богатое воображение. Но о вкусах не спорят.

— Она обратила на него внимание в дневном репортаже о волнениях на Первое мая.

— Вот как? Его арестовали? Это становится интересным.

— Он не был арестован, сэр. Он давал интервью корреспонденту Би-би-си. Делал заявку на популярность.

— Я видела твое интервью про анархию и всякую прочую чушь, — заявила Мун, почувствовав в Воггле родственную душу. — Офигенно, детка. Ты был просто супер.

— Спасибо, вы очень любезны, леди, — поблагодарил анархист.

— Но что это за история со средневековым шутовским колпаком? Чтобы привлечь внимание?

— Именно так, о лысая, чтобы привлечь внимание. Когда у мудрецов не находится ответов, наступает время обращаться к глупцам.

— Тогда понятно, почему обратились к тебе, — сухо констатировал Джаз.

— Correctomundo,[8] духовный брат, — Воггл улыбнулся, пытаясь придать лицу дьявольскую утонченность, но неухоженная борода и плачевное состояние зубов навеяли совсем иную картину: будто в забитом волосами стоке ванны застряло несколько недогрызенных конфеток «Поло».

— Я в тот день так и не попала на работу, — пожаловалась Келли. — Перекрыли Оксфорд-стрит. Неужели кому-то легче, если люди не имеют возможности делать покупки?

Воггл, как умел, попытался объяснить свою точку зрения, но его теория не подкреплялась ни разработкой, ни анализом. Из всех понятий он оперировал только словом «система», хотя саму систему как понятие начисто отвергал.

— Теперь тебе ясно, в чем дело? — закончил он.

Но Келли отрицательно покачала головой и спросила:

— И что же это за система?

— Ну, весь ваш капитализм, глобализм, полиция, деньги, гамбургеры, все американское, охота на лис, опыты на животных, фашистское движение, поняла? — при этом пороки «системы» перечислялись невероятно нудным, монотонным голосом.

— Поняла, — не слишком убежденно отозвалась Келли.

— Необходимы органичные макросообщества, безконфликтно взаимодействующие с окружающей средой.

— Что за хрень? О чем это ты? — изумился Гарри.

— В основном о том, что будет лучше, если все станет лучше.

Инспектор Колридж снова нажал на «паузу».

— Полагаю, что нелюбовь Воггла к «системе» отнюдь не мешает ему жить за ее счет?

— Никоим образом, сэр, — согласилась Триша. — Из всех систем он признает только одну — систему социального обеспечения.

— Значит, государство его поит и кормит, а ему не терпится это государство свергнуть? Я бы сказал, удобная позиция.

— Да, сэр, он тоже так считает, — отозвался Хупер. — Впоследствии он сильно поцапается с остальными, потому что они не оценят иронии ситуации: государство субсидирует его, своего самого кровного врага.

— Возможно, потому что им, как большинству из нас, приходится субсидировать государство.

— В общем, это их точка зрения, сэр.

— Рад слышать, что хотя бы по одному вопросу их точка зрения совпадает с моей. Теперь о Воггле. Есть свидетельства попыток мошенничества? Фальшивые адреса? Двойные счета? Финансовые махинации? Все, что он хотел бы утаить, но что могло бы открыться?

— Нет, сэр, здесь он совершенно чист.

Возникла короткая пауза, а потом все трое покатились со смеху. Уж каким-каким, а чистым Воггла никто бы не назвал.

— Черт бы тебя подрал! — воскликнул с отвращением Джаз. — Ты когда-нибудь слышал, что такое мыло?

Воггл сидел в своей излюбленной позе: скрючившись на полу в единственном свободном от мебели углу и уткнувшись бородой в подтянутые к груди колени; из сандалий торчали пальцы с грязными, заскорузлыми ногтями.

Да и весь он был грязен, как и бывает грязен человек, который только что рыл тоннель и явился сюда из своего предыдущего дома — двухсотметрового тоннеля под предполагаемым пятым терминалом аэропорта Хитроу. Он тогда сказал Джеральдине Тюремщице, что ему неплохо бы принять душ. Но она не пренебрегала никакими деталями, только бы получилось эффектное телешоу, и ответила, что он и так хорош.

— Оставайся самим собой, — посоветовала она.

— А кто это такой я сам? — парировал он. — Учтите, я есмь сумма всех прожитых раньше жизней и тех, что еще предстоит прожить.

От Воггла несло. Копать тоннель — тяжелое дело; и все до единой капли пролитого им пота впитались в грязную ткань его одежды — некую помесь военной формы и джинсовки. Если бы он носил кожаный пиджак (что, естественно, исключено для защитника прав животных), то походил бы на отвратного старомодного Ангела ада,[9] который никогда не стирал свои «ливайсы», сколько бы на них ни попало мочи.

— Слушай, ты весь протух! — продолжал Джаз. — Сплошная зараза! Побрызгайся моим дезодорантом, пока мы тут не задохнулись и не окочурились.

— Косметика — это притворство, — возразил Воггл. — Пример того, как люди не способны, подобно остальным тварям, смириться со своим местом на планете.

— Ты что, обкурился?

— Люди считают, что они выше животных, — изрек Воггл с таким видом, будто он сам Будда. — И в знак этого вешают на себя украшения и пользуются парфюмерией. Но посмотри на блестящую шубку кошки или веселые ушки зайчика. Разве какая-нибудь зазнавшаяся супермодель может выглядеть так же прекрасно?

— Еще как может, — ответил Джаз, который пользовался двумя дезодорантами и ежедневно втирал в кожу ароматические масла. — Засыпая, я еще ни разу не мечтал перепихнуться с кошкой. А с Наоми или Кейт за милую душу.

— У меня есть очищающий лосьон, приготовленный вполне гуманным способом, — подала из кухни голос заваривавшая травяной чай Лейла. — Если хочешь, возьми.

Лейла. Род занятий: модельер и торговый менеджер. Знак зодиака: Скорпион.

— Ни о какой гуманности не может быть и речи, — отозвался Воггл. — Пластиковую бутылку из-под лосьона в конце концов выбросят на берег, и у какой-нибудь чайки застрянет в ней клюв.

— Сэр, пусть вас не вводит в заблуждение слово «модельер», — объяснил Хупер. — Она тоже продавщица. Это выяснилось позже, на второй неделе. Лейла никак не могла успокоиться, когда Гарри объявил, что они с Келли выполняют фактически одну и ту же работу. Лейла считала себя на несколько голов выше Келли. Разразился настоящий скандал.

— Насколько я понимаю, Гарри вообще любитель подразнить остальных?

— Хлебом не корми.

— А эта юная дама, Лейла, не в меру серьезно относится к своей особе?

— Есть такой грех. Большинство стычек в первую неделю происходило между ней и актером Дэвидом. Спорили, кто из них эмоциональнее.

— Оба считают себя поэтами, — добавила Триша.

— Да, здесь много скрытого раздражения, — задумчиво проговорил Колридж. — Нереализованное честолюбие. Может пригодиться.

— Относительно Лейлы едва ли, сэр. К моменту убийства ее уже выставили из дома.

— Я в курсе, сержант. Но, поскольку мы вообще ничего не знаем, нам надлежит расследовать все.

Хупер внутренне содрогнулся: разве можно работать под началом человека, употребляющего такие слова, как «надлежит».

— У Лейлы явное чувство досады и комплекс неполноценности, который мог вызвать ответную реакцию. Зачастую убивают на первый взгляд совершенно не тех людей.

— Как это так? — хмыкнул Хупер.

— А вот представьте, — начал объяснять инспектор. — Девушка высмеивает способности любовника. Тот взрывается и убегает в ночь. За ним бредет случайный прохожий. Мужчина поворачивается и убивает его, хотя на самом деле собирался расправиться со своей сожительницей.

— Все это так, сэр. Спонтанный взрыв ярости. Но Лейла покинула дом гораздо раньше, чем...

— Помню. Теперь вообразите группу приятелей. А скрывает какую-то неприглядную тайну, а Б ее обнаруживает и разглашает другим. Это доходит до А. Но когда тот обвиняет Б, Б лжет, что языком трепал С. В результате А убивает С, хотя С ни сном, ни духом не знал ни о каких тайнах. Как видите, убит не тот человек. Мой опыт свидетельствует, что в любом убийстве замешано куда больше людей, чем преступник и жертва.

— Значит, будем держать Лейлу в поле зрения?

— Но, естественно, не как подозреваемую в убийстве. Перед тем как уйти, она могла бросить семя раздора, из которого потом выросло преступление. Давайте дальше.

Триша нажала на «воспроизведение», и камера переместилась на последнюю участницу программы.

Дервла. Род занятий: психотерапевт. Знак зодиака: Телец.

Все соглашались, что она была самой красивой девушкой. И самой загадочной. Абсолютно и беспредельно спокойной. Никто бы не решился точно определить, что скрывалось за выражением ее зеленых  ирландских глаз, которые начинали искриться смехом на любую шутку товарищей. К моменту убийства Дервла была вторым по популярности претендентом на победу. Могла бы стать и первой, но, монтируя материал, Джеральдина Хеннесси ревниво делала ей пакости — изображала высокомерной, в то время как Дервла была просто погружена в собственные мысли.

— Что это такое — психотерапевт? И какого черта тебя сюда занесло? — спросил Гарри. Они с Дервлой нежились на берегу бассейна после бокала шампанского.

— Моя работа заключается в том, чтобы выяснять, как люди реагируют на стрессы, чтобы помочь им справиться со своими проблемами, — ответила Дервла с легким дублинским акцентом. — Потому мне и захотелось попасть на эту программу. Ведь жизнь в отрезанном от внешнего мира доме — сплошная череда стрессов. Мне интересно находиться рядом с испытывающими стрессы людьми и испытывать их самой.

— А полмиллиона бабок тебя не колышут?

Дервла оказалась слишком умна, чтобы брякнуть «нет». Она прекрасно понимала, что вечером вся страна будет обсуждать ее ответ.

— Конечно, было бы здорово выиграть. Но я уверена, что меня выставят гораздо раньше. Поэтому я здесь в основном, чтобы учиться. Узнавать, что такое стресс. И кто такая я сама.

Колридж так разволновался, что заварил вторую кружку чая. Вот красивая, умная женщина. Он с удивлением обнаружил, что она ему нравится. Зеленые, словно изумруды, глаза, голос — мед с молоком. И при этом городит такую чушь!

— Стресс! Стресс! — громко повторил инспектор. Привыкшим к его уравновешенному тону подчиненным показалось, что шеф кричит. — Неужели этот стресс сильнее, чем два поколения назад, когда над страной нависла угроза неминуемой фашистской оккупации? А за поколение до этого мы потеряли в окопах миллион ребят. Миллион ни в чем не повинных парней. Но сегодня нам, видите ли, понадобились специалисты, чтобы изучать душевные травмы выставленных из этого телеказемата людей. Иногда меня охватывает отчаяние, поверьте, самое настоящее отчаяние.

— Сэр, во время войны люди знали, за что стоять и во что верить, — возразила Триша. — А сегодня мы ни во что особенно не верим. Но разве от этого наши болячки и страхи менее болезненны?

— Менее! — Колридж прикусил язык, чтобы не наговорить больше. Он и так для них — фанатичный, упертый ретроград и старая перечница. И усилием воли вернулся к девушке на экране. — Итак, эта Дервла стала участницей шоу с сознательным намерением изучать играющих в обстановке стресса?

— Да, — подтвердила Триша и заглянула в досье. — По ее мнению, процесс отсеивания с неизбежными победителями и побежденными создает уникальную ситуацию для наблюдения за реакцией переживающих изоляцию и отторжение людей.

— Достойно похвалы.

— И еще здесь сказано, что в будущем она надеется стать телевизионным ведущим.

— Меня уже ничем не удивишь. — Колридж пригубил чай, посмотрел на экран и проговорил почти шепотом: — Один дом. Десять участников. И одна жертва.