"Лариса Бортникова. Гарнизон 'Алые паруса' " - читать интересную книгу автора

спешит за ними, по дороге прихватывая шинель Полковника с вешалки у входа.
- К чаю вернетесь? - Когда Милка обращается к Полковнику, воздух в
столовой начинает расслаиваться, как слюда. - Да?

Милка любит Полковника. Это понимают все, даже отец Михаил. Даже
Сержант. Все, кроме самого Полковника.
- Ничего. Вот доберемся до Кубы, все ему скажу как есть, -
оправдывается Милка, разглядывая зеркальную Милку в горошинах порыжевшей
амальгамы.

Окошко в туалете забито фанерой. Детские писсуары слабо пахнут хлоркой
и прогнившими трубами. "Света + Саша = Любовь. 1985 год". Милке жалко
закрашивать надпись, накарябанную под бачком. "Приедут новые хозяева.
Сделают ремонт", - думает она.

***

Лагерь назывался "Алые паруса". Его построили еще в пятидесятые на
средства мануфактуры, и двухэтажные домики зашумели непоседливой
многоголосицей. Три месяца в году утыканный беседками для старших и
песочницами для младших отрядов периметр просыпался от немудреных нот
пионерской побудки. Три летних месяца, пропущенные сквозь медные трахеи
горнов, раздробленные палочками в "бей-ба-ра-бан-щик-вба-ра-бан". Флагшток,
похожий на грот-мачту, спорил с водонапорной башней за право "выситься
гордо". Дети ткачих приезжали в июне, чтобы стоптать об асфальтированные
дорожки пару вьетнамок и вернуться домой только перед школой.
Дети были довольны, ткачихи спокойны, а мануфактура перевыполняла план
по производству набивного ситца и каландрированного капрона. Из ситца шились
платья в ромашку, из капрона делались флаги и пионерские галстуки.
Управление щедро делилось с юными ленинцами излишками продукции, и каждый
год перед началом первой смены старые занавески во всех корпусах заменялись
свежими, похожими на гигантские маки. На закате лагерь полыхал оконными
проемами, словно кто-то взял и перекроил мечту Ассоль в красный капроновый
кошмар.

Когда Милку вызвали в отдел кадров и попросили - "вы женщина
несемейная - проживаете в общежитии, что вам терять?" - поработать зимним
сторожем в "Алых парусах", она согласилась сразу. Милкина соседка по комнате
собиралась замуж, в женихах ходил свой - фабричный, и комнату вполне можно
было перевести в разряд семейных. Милка не любила путаться под ногами, а тут
ей предлагали целых десять гектаров свободной жилплощади. Она забрала из
общежития проигрыватель, коврик "Три медведя" и горшок с алоэ и села на
электричку. Лагерный завхоз сдал ей имущество, а сам вернулся в город,
пожелав удачной вахты и пообещав изредка наведываться. А потом никто не
приехал. Сначала Милка ждала завхоза с зарплатой, потом, уже летом, хоть
кого-нибудь, потому что отмывать окна и стены в шести корпусах, столовой,
изоляторе и подсобках Милке было почти не под силу. Но Милка справилась, она
даже высушила матрацы, побелила бордюры и рассадила флоксы по клумбам;
правда, не стала красить забор, потому что не нашла краски, а та, что стояла
в каптерке, засохла и покрылась плесенью. Но прошел июнь, июль, начался