"Игорь Борисенко. Хонорейская эра" - читать интересную книгу автора

- Моя профессиональная гордость не позволяет заниматься
благотворительностью. Я, пожалуй, пойду. Прощай, старая половая тряпка.
- Стой! - взвыл Пердолиус. - Так и быть, я заплачу тебе своими
скромными сбережениями, заплачу ради того, чтобы жил этот прекрасный мир! -
он развел руками и опрокинул на пол кувшин.
- Вот это уже лучше. Где эта, как ее, девственница?
- Здесь.
Вонючий теплый воздух застрял в горле троммелийца.
- Она что, грудная дочь одной из шлюх?
- Нет. Вон она.
Дрожащий палец старика указал в сторону одной из шумных компаний.
Разгоряченные йогуртом дуранцы мяли волосатыми ручищами телеса десятка
девиц. Пердолиус указывал на одну из них, с полной тяжелой грудью и длинными
ногами. Из одежды на ней было рваное полотенце, обернутое вокруг бедер, и
толстый слой косметики. Какой-то остроносый дуранец удивленно ощупывал ее
бюст, словно не веря, что эта штука может расти от подмышек почти до самого
пупка. Девица пьяно хихикала.
- Пожалуй, ты допился до второго пришествия Политры, старый
прокефиренный огурец. Я пойду.
- Стой! - старик впился в ее рукав. - У меня есть заверенная нотариусом
справка коновала, подтверждающая девственность.
- Подделка.
- Посмотри! - старик вновь указывал пальцем. Дуранец повалил девицу на
стол и порывался содрать с нее полотенце. Та вдруг издала хриплый истошный
вопль, тело ее затряслось в безумных судорогах. Колено врезалось между
ногами дружка, второе отбросило его прочь. Руки, немыслимо извиваясь,
разбрасывали остатки еды и питья.
- Судороги девственности, - нравоучительно пробормотал Пердолиус. - Ее
мама подарила ей эту предохранительную штуку на двенадцатилетие. На
четырнадцатилетие она нанесла маме семнадцать ножевых ран и выбросила тело в
канаву. Теперь мучается.
Первое поползновение Имхалая etc.
Ошарашенные дуранцы увели своих менее предохраненных девиц наверх, в
комнаты. Кэннон и его новый наниматель подошли к неудачливой потаскушке,
которая, сидя, приходила в себя.
- Здравствуй, Чиччочелла, - сказал старик сладеньким голоском.
Она взглянула на него мутными полубезумными глазами, но ответить не
успела. В харчевню, с треском расшатывая косяки гигантскими плечами,
ввалились семь громил. У одного не было уха, у второго - носа, у третьего -
глаза, у четвертого - верхней губы, у пятого - волос, у двух были шрамы: у
одного - от левого виска до правой скулы, у другого - от правого виска до
левой скулы.
- Это она? - просипел безухий.
- Она, - ответил кривой.
Видно было, что говорят они с трудом: лбов у них почти не было - брови,
потом сразу макушка. Все семеро дружно вынули разномастные мечи, отчего
харчевня наполнилась скрежетом. В зловещей тишине, нарушаемой лишь слабыми
стонами запинаных до полусмерти уморышей, громилы тяжело протопали к
застывшей троице. Небрежно поведя мечом, кривой отодвинул прочь Пердолиуса,
пробормотав при этом: "Подвинься, папаша." Безухий протянул изогнутый,