"Дэниэл молчит" - читать интересную книгу автора (Леймбах Марти)

Глава одиннадцатая

В жизни случаются времена, когда инвентаризация необходима, и для меня наступил как раз такой момент. Кроме лондонского дома у нас был еще так называемый «коттедж» — ветхое, не отапливаемое бунгало с мансардой, переделать которую все не доходили руки. Мы спасались здесь летом от лондонской духоты, валяясь на крохотной лужайке, буйно-зеленой, как заливной луг, с марта по сентябрь и неопрятной, буро-желтой, зимой. Этот коттедж, который недалеко ушел от шалаша, попался мне под горячую руку во время отпуска в Южном Уэльсе, и я выложила за него, не раздумывая, все мамино наследство. Нам пришлось здорово попотеть над водопроводом, чтобы можно было пользоваться ржавой раковиной на кухне, и заделать прореху в крыше шифером, купленным, по счастью, на месте. Но мы так и не справились с сыростью, разъедавшей стены, и с некоторой кособокостью из-за оседания почвы. Крапивы здесь росло больше, чем травы, и очень скоро обнаружилась небольшая проблема с отводом воды — как выяснилось, мы устроили позади дома болото. Словом, летний домик был вечным долгостроем, завершить который не удавалось из-за рождения детей и лондонской жизни, которая поглощает целиком.

И все же одно достоинство у коттеджа имелось: он был оформлен на мое имя. Нет, я не забыла о том, что, стоя у алтаря, поклялась делить все земное добро со Стивеном, но ведь и он клялся любить меня, пока смерть не разлучит нас, а вовсе не до тех пор, когда в семье немножко заштормит, а бывшая подружка решит, что не прочь его вернуть. Итак, я выставила бунгало на продажу и взялась переворачивать лондонский дом в поисках вещей, за которые тоже можно выручить деньги. Разумеется, Стивен продолжал оплачивать расходы на дом и детей, в этом плане все оставалось по-прежнему. Однако Пенелопа, при всех своих прекрасных манерах и экзотической притягательности, была девушкой практичной, а значит, вполне здраво ожидала от Стивена половины той суммы, которую она тратила на квартиру, продукты и бензин. Кстати, о бензине. Вот и еще один повод для продажи дома. Однажды вечером Стивен забрал машину, уж не знаю где припрятав ее в этом ненавидящем автомобили городе. Так что добираться до коттеджа стало затруднительно: расположен-то он в четырех милях от ближайшей деревни (тоже мне населенный пункт — почта да скобяная лавка), и путь к нему лежал по частной дороге, а потом через козью ферму. Так что первым делом я продала — незаконно, само собой — разрешение на проезд по дороге, в котором без машины не видела проку. Его купил типичный кокни с татуировкой «УБЬЮ» на костяшках пальцев. Тех денег, что он предложил, хватило на половину сеанса Энди О'Коннора — чудо-специалиста по игровой терапии, который обещал научить Дэниэла играть «как все дети».

Впервые увидев Энди, я подумала, что он сам еще почти ребенок — ростом не выше меня, с мальчишеской гривой темно-каштановых волос и пушком на щеках вместо бороды. Правда, явился он с дипломатом и в костюме, а при виде Дэниэла засиял, будто раскопал сокровище.

— Хорош негодник, — сказал Энди, уроженец графства Корк, и пожал мне руку, не сводя глаз с Дэниэла. А тот щурился, изучая дверцы рабочего стола на кухне. Это его любимое занятие: он часами мог разглядывать жалюзи, полоски света на полу, даже блестящую поверхность ложки. Затем Дэниэл придвинул стул к раковине, чтобы добраться до окна и слизнуть капельку со стекла. — Умственную отсталость сразу исключаем. Гляньте-ка, какой язычок. Думаю, со звуками проблем не будет. Когда заговорит, понятное дело.

Я как-то спросила у докторши, поставившей Дэниэлу диагноз, означает ли термин «отставание в развитии», что мой сын — умственно отсталый. Поколебавшись, она все же подтвердила мое подозрение, добавив, что, по данным медиков, таковы восемьдесят процентов аутистов. К столь суровому приговору я оказалась не готова, и у меня все поплыло перед глазами. В то утро из семейной пары с двумя прелестными детьми мы превратились в родителей ребенка-аутиста, еще и умственно отсталого вдобавок.

— Откуда вы взяли, что умственной отсталости у него нет? — спросила я Энди.

— С первого взгляда видно. Все эти тесты, которые доказывают обратное, — дерьмо. — Энди бросил дипломат на кресло и вынул наушники плеера.

— Я четыреста фунтов потратила на тесты. Мне сказали, что при своем «ай-кью» 49 Дэниэл — умственно отсталый ребенок. А вы говорите, что это не так?

— Нет, моя хорошая, не так, — заявил Энди.

В жизни не видела более самонадеянного, чтобы не сказать нахального, типа. Забросив пиджак на верхний угол двери, он избавился от галстука, снял запонки и бросил их на стол, как кубики-кости, после чего скинул туфли, вытащил полы рубашки из брюк и расстегнул пуговицу воротника.

— Вы что делаете?! — возмутилась я.

Парень брал за свои услуги больше, чем хирург за операцию на головном мозге, а вместо работы собирался устроиться как дома? Черта с два. Расстегнет еще одну пуговицу, решила я, — вылетит за дверь, и проницательные зеленые глаза не помогут.

Энди рассмеялся:

— Я сюда пришел играть с ребенком — или мне достать Британскую шкалу способностей?[3]

Я выразительно посмотрела на его пиджак, на разбросанные туфли.

— Прямиком из арбитража, — объяснил Энди. — Помогаю разобраться с одним иском против чинуш. Ребенка не позволяют забрать из специальной школы, чтобы он мог заниматься дома. Мать все организовала, а школе плевать. Бюрократы чертовы.

Несмотря на смертельную серьезность моего гостя, я не удержалась от улыбки. Мой маленький ирландский герой, вот ты кто, Энди О'Коннор!

Засучив рукава, он открыл коробку с деревянным конструктором и ловко соорудил железную дорогу с туннелем и мостом в придачу. Покопавшись в ящике с игрушками, выудил Энни и Кларабель — пассажирские вагоны, которые тянет Паровозик Томас в мультиках. Затем достал еще один паровоз, безошибочно назвал его Эдвардом и загудел от имени Томаса, который под его рукой медленно пополз по рельсам. Все это заинтересовало Дэниэла, он подошел к Энди, недоверчиво поглядывая на железную дорогу.

— Неееет! — воскликнул Энди. — Авария! БАХ!

Требовался ремонт: Энни оторвалась от Томаса, а у Кларабель неполадки с колесами.

— Снова в путь! — Впереди мост, который Энди незаметно толкнул коленом. — БАХ! — сказал Энди, и процедура ремонта повторилась.

В какой-то момент — даже я не уловила, когда именно, — Энди сцепил вагончики и отодвинулся, передавая бразды правления в руки Дэниэла. Тот вытянул палец и прикоснулся к Томасу. Подтолкнул на сантиметр, не больше.

— У-у-у! Чух-чух-чух! — загудел Энди, подражая паровозу, который с его помощью снова пополз по рельсам.

Когда Томас приблизился к мосту, Дэниэл подпрыгнул в предвкушении аварии.

— БАХ!

После починки дороги Энди дождался, когда Дэниэл пальчиком подтолкнет Томаса сантиметра на два.

И часа не прошло, как Дэниэл уже сам катал паровозик, заливаясь счастливым смехом при каждом новом «бах». Не описать словами, что творилось в моем сердце, когда я смотрела на своего сына, играющего со своим новым другом.

— А что скажете насчет всяких других методов? — спросила я.

Боже, сколько я перелопатила литературы о терапии искусством, терапии музыкальной, звуковой, даже терапии, основанной на расчесывании волос ребенка — для «сенсорной стимуляции».

Энди строил новую дорогу, уходящую на край дивана, чтобы получилось «бах» с высоты. Глянув на меня, тут же вернулся к делу.

— Можете попробовать, — отозвался он. — В большинстве своем вреда эти методы не приносят.

— А пользу?

Энди пожал плечами:

— Я специалист по игровой терапии и предпочитаю поведенческий подход.

Так сказать, «без комментариев». Очень тактично. Но у меня создалось ощущение, что он многое оставил недосказанным; что я обращалась к человеку, уставшему от сражений, но обретшему в окопах мудрость. Он словно говорил: «Перед вами единственное заряженное ружье. Так хватайте же его, черт возьми. Хватайте и стреляйте».

Мы вместе дошли до школы Эмили, и я показала Энди наш любимый трюк с мыльными пузырями.

— Маш! — сказал Дэниэл и запрыгал в коляске.

— Блестяще! — Энди подмигнул. — Да вы для этого дела рождены, сестричка. Место ассистента занять не желаете?

Мамы и няньки у школы глаза проглядели, изучая Энди, — должно быть, приняли за мою пассию. А по мне, так от мистера О'Коннора запросто можно было потерять голову. В конце концов, кто, как не Энди, научил Дэниэла говорить «мама»? Он усадил его в синее креслице и «запускал ракету в космос», как только Дэниэл складывал губы для звука «м». Потом Дэниэлу нужно было только сказать «а» — и ракета летела по орбите вокруг комнаты. Я то и дело зажмуривалась от ужаса, что оба врежутся в стену. Но Энди — мастер своего дела, уж в этом я убедилась. Он и по Трафальгарской площади протанцевал бы в розовой пачке и чулках на подвязках, если бы эта клоунада помогла моему мальчику заговорить.

— А вот и наша куколка, верно? — Энди кивнул на Эмили.

— Как вы узнали?

— Похожа на вас и школу не любит.

— Говорит, что переменки любит… к тому же, думаю, общение с другими детьми ей на пользу.

— Оставьте ее как-нибудь дома, Мелани Марш. — Энди сцепил все слова в одно, немыслимо длинное. — Пусть поиграют вместе — вот будет класс, а?

Откуда он взялся? Чем я заслужила такое чудо, как Энди О'Коннор? Специалист по играм — надо же, кто бы знал, что такие существуют? В любом случае, он первый, кто посмотрел на Дэниэла с любовью. Когда я говорю, что мой сын — аутист, я представляю, как он сует пальцы внутрь памперса и размазывает содержимое по стульям, балконным дверям, изразцам камина. Если его не занять чем-нибудь, он часами вытягивал бы нитки из ковра, или, лежа на полу, изучал Томаса, или расплющивал нос об экран телевизора. Он не чувствовал опасности и, заходясь в истерике, мог раскроить себе голову. Он наотрез отказывался пользоваться туалетом, а попробуешь усадить — вопил и молотил кулачками. Энди же пообещал, что однажды Дэниэл будет играть с сестрой, как любой нормальный ребенок, и я знала, что пойду на все, чтобы оплачивать его сеансы.

Вернувшись домой, я опять занялась поисками вещей для продажи. Если ликвидировать ковры, то пылесос уж точно не нужен.