"Леонид Бородин. Божеполье (повесть, Роман-газета 15 1993) " - читать интересную книгу автора

попросил ее о помощи. А ведь ей ничего не стоило однажды поиграть на
повышение и обеспечить успех своему другу. Но он не просил, а сама она...
Кто его знает, как бы он повел себя в условиях успеха... В его
принципиальности было нечто чрезвычайно положительное, чего Любовь Петровна
как-то не могла взять в толк, не сумела найти логического объяснения и
вынуждена была принять как факт, как некую маленькую загадку в характере
Жоржа, и это был, пожалуй, единственный элемент романтизма, приятно
разбавляющий заведомую рассудочность ее отношения к Жоржу.
Так продолжалось пятнадцать лет. Уже вовсю лихорадило страну, и все
чаще она видела мужа встревоженным и озабоченным, все невероятнее слухи
сквозняками гуляли по салонам и квартирам, а Любовь Петровна, привыкшая к
стабильности окружающего ее мира, не хотела ничему верить и упрямо делала
вид, что ее ничто из происходящего не касается и не волнует и что самое
верное средство предотвратить шторм - это не поддаваться морской болезни. В
действительность ее швырнул Жорж.
Она, как обычно, известила его о посещении и пришла в назначенное
время, но застала квартиру Жоржа в непривычном беспорядке, со следами совсем
недавнего присутствия многих людей, мужчин и женщин, окурки на полу и
бутылки под столами и по углам, и сам Жорж, какой-то встрепанный,
взъерошенный, возбужденный и непротрезвившийся, с неприятно глупым
самодовольством на лице...
Она обиделась и оскорбилась, но виду не подала и растерянность свою
скрыла за доброжелательной иронией, которая прежде действовала безотказно,
усмиряла Жоржа, сосредоточивала на ней, и он переставал быть кем-то, кем
был, и становился одноприродным - любовником, жаждущим любви немедленной и
взаимной.
Теперь же он носился по квартире, размахивал руками, усаживал ее в
кресло, поднимал, пересаживал в другое и все время что-то говорил,
говорил...
Ни к каким разговорам она не была готова, и неприятен был ей этот
неопрятный, небритый мужик, впавший в детство, а как иначе, ведь мужчина
всегда должен оставаться мужчиной, ей было с кем сравнить, она сравнивала и
ловила себя на физической брезгливости к Жоржу, чего не бывало раньше.
Захотелось заплакать от досады и обиды...
Жорж в очередной раз поднял, почти выдернул ее из кресла за плечи,
больно сжал и продолжал сжимать, переходя на какое-то пакостливое хихиканье.
От него пахло водкой и мясом.
- Ну, ты хоть понимаешь, какие времена настают? А ну, признайся, твой
функционер-муженек еще не начал заикаться? Приготовься, скоро начнет!
Захотелось ударить его по лицу, но стало стыдно за это желание, Жорж не
заслуживал, просто он маленький человек и не виноват в том, что он
маленький. Она вымученно улыбнулась, пытаясь высвободиться из его влипчивых
пальцев, но он не чувствовал ее состояния, захлебывался восторгом и
злорадством.
- Трещит империя! Трещит, родимая! Ты слышишь! Тр... р... р... ещит!
Они ее што... што... штопают, а она тр... тр... трещит!
Он кривлялся, гримасничал и становился все противнее и противнее.
- Слушай! - Он прижался к ее уху, зашептал: - Самое время рвать когти
от аппаратчика! Мое время идет, понимаешь, да? Ну что, по боку его, а?
Она отстранилась.