"Ирина Борисова. Утопия и оркестр романтизма: музыкальные инструменты у В.Ф.Одоевского" - читать интересную книгу автора

том, что это государство исключило, следуя Платону, из своей жизни
искусство. Рассказчик новеллы прозрачно указывает на эту проблему:

"<...> Поэзия - баланс приходно-расходной книги; музыка -
однообразная стукотня машин; живопись - черчение моделей. Нечему было
подкрепить, возбудить, утешить человека; негде было ему забыться хоть на
мгновение. Таинственные источники духа иссякли; какая-то жажда томила, - а
люди не знали, как и назвать ее. Общие страдания увеличились".

Отсутствие искусства, и особенно музыки, отлучает эту цивилизацию от
духовного и таинственного (а следовательно, лишает будущего, по Шеллингу).
Антикреативная цивилизация не случайно лишена имени - она не смогла дать
сама себе настоящего подлинного названия, как не смогла назвать
(следовательно, понять) томящую их духовную жажду.
Парадоксальная реализация этой тенденции прослеживается в "Городке в
табакерке". Одоевский рассматривает в своих антиутопиях разные варианты
антиискусства. Табакерка представляет собой вариант антиутопического
государства. В Городке в табакерке совмещены признаки города-антиутопии и те
черты сказочной структуры, которые могут быть отнесены к утопическому
прадискурсу (то, что связано с иным (тридесятым) царством и путешествием к
нему). Если бентамиты в "Городе без имени" подменили музыку "однообразной
стукотней машин", т. е. возвели в ранг искусства антимузыку, то в "Городке в
табакерке" сам сказочный город оказывается механизмом, порождающим
псевдомузыку, близкую к "однообразной стукотне" Города без имени.

"Между тем музыка играет да играет; вот все тише да тише, как
будто что-то цепляется за каждую нотку, как будто что-то отталкивает один
звук от другого".

Ничего не происходит (не "творится") в табакерке с ее скучным
не-бытием-а-длением-времени и мишурным (утопическим) блеском. Фактически оба
Города - Без имени и В табакерке - уравниваются:

"<...> Целый день играй да играй, а ведь это, Миша, очень, очень
скучно. Поверишь ли? Хорошо наше черепаховое небо, хорошо и золотое солнышко
и золотые деревья; но мы, бедные, мы насмотрелись на них вдоволь, и все это
очень нам надоело; из городка мы ни пяди, а ты можешь себе вообразить,
каково целый век, ничего не делая, просидеть в табакерке, и даже в табакерке
с музыкою".

Музыка Табакерки предельно далека от святого искусства, озаряющего
голову безумца. Она лишена таинственного, непостижимого, невыразимого (и
даже солнышко, если его поманить, "с неба сойдет, вкруг руки обойдет и опять
поднимется" ), и за жемчужною бахромою в золотом шатре - всего лишь царевна
Пружинка, совершающая только два движения: свертывание и развертывание - что
лишает какой бы то ни было мифологической глубины сравнение ее со змейкой.
Табакерка алгебраична (ее легко разъять, как труп, что Миша и делает) и
логистична. Без всякого труда и страдания Миша добрался до сокровенной
Пружинки и так же легко получил ответы на все интересующие его вопросы.
Характерно, что царевна Пружинка использует в ответе негативную риторику: