"Ирина Борисова. Утопия и оркестр романтизма: музыкальные инструменты у В.Ф.Одоевского" - читать интересную книгу автора

"В разных местах сада по временам раздавалась скрытая музыка,
которая, однако ж, играла очень тихо, чтобы не мешать разговорам. Охотники
садились на резонанс, особо устроенный над невидимым оркестром; меня
пригласили сесть туда же, но, с непривычки, мои нервы так раздражились от
этого приятного, но слишком сильного сотрясения, что я, не высидев двух
минут, соскочил на землю, чему дамы много смеялись".

Источника музыки нет и не может быть, ибо она везде, она заполняет все
пространство, и человек может воспринимать ее непосредственно, всем
существом. Впрочем, "охотники" могут усилить ее действия, сфокусировав
музыкальное звучание, чтобы музыка более интенсивно проникала все
человеческое существо. Но это - в будущем. А в настоящем музыкальное
пространство ограничено, малодоступно. Оно заперто в храме, или в чьем-то
доме, или в чьей-то душе. (С этой точки зрения, сказка "Городок в табакерке"
дает грустный символ отгороженности, чуждости музыкального пространства
человеку.)
Мотив переливания души в звуки (звучанию приписываются качества водной
стихии!) и, vise versa, звуков в душу выражает идею интимной коммуникации
души с гармонической сферой, идею непосредственного общения души с иным
миром, не требующего ни посредников, ни каких бы то ни было средств
выражения. В "Цецилии" его не происходит: сияние и звуки превращаются в
отблеск и отголосок, но несчастный персонаж не теряет веру в будущее слияние
с гармонией (= веру в спасение). Такая непосредственная коммуникация, наряду
с опосредованной инструментальной медиальностью, становится предметом
изображения в "Последнем квартете Бетховена" и затем появляется в "Моцарте и
Сальери" Пушкина, где наполнение души звуками может быть объяснено как
передача дара.
Музыкальное в мировоззренческой и поэтической системе Одоевского не
терпит отрицания, негации, оно зыбко и призрачно, как сама утопия.
Ориентированное на будущее, на Небесный Иерусалим и Рай, музыкальное
утопично, ср. в "Заветной книге" Одоевского, опубликованной в "Урании" за
1826 г., где волшебной музыкой звучат серебряные вереи, когда отпираются
небесные врата. В этом образе особенно ясно запечатлевается знаковость
музыки как одно из ее основных свойств - музыка как звучание иного
(сакрального) мира. Антиутопия Одоевского - это антимузыкальный топос,
лишенный, тем самым, духовной связи с "внутренняя своя", земля,
разъединенная с небом, человечество, отвернувшееся от Бога (ср. в "Городе
без имени" - трансформация искусства и трансформация религии описываются в
одном синтагматическом ряду), - топос, отказавшийся от прошлого и (поэтому)
лишенный будущего.
Антиутопическая тенденция, осмысляемая как культурный симулякр,
вызывает противодействующую креативную реакцию. Логический ход: "Последнее
самоубийство" ("Насмешка мертвеца") > "Цецилия" - предсказывается еще в
"Музыкальной табакерке". Когда Миша дотрагивается до царевны-Пружинки,
происходит взрыв-разрушение псевдомузыкального, ложного мира:

"Миша <...> наклонился и прижал ее (царевну Пружинку. - И. Б.)
пальчиком - и что же?
В одно мгновение пружинка с силой развилась, валик сильно