"Юхан Борген. Избранные новеллы" - читать интересную книгу автора

Я иду по улице, еще не избавившись от горького чувства, вызванного
залом суда и удручающим зрелищем этого бродяги-арестанта, покорно
отдавшегося во власть полицейского, но меня уже снова волнует то, что
случилось давно.
Что толкнуло Пера на это необъяснимое предательство? То, что он не мог
ответить, почему нужно бояться и любить господа? Мне трудно в это поверить.
Что бы Пер ни ответил, он знал: ему за это ничего не будет. Может, тогда
тщеславие? Но ведь он и так был на хорошем счету... Или это была для него
единственная, последняя возможность узнать, что же написано в позорном углу?
Больше ему нечем было жертвовать... Пусть он никогда никому не был хорошим
товарищем, все равно ему страшно было решиться на такой поступок. Ведь это
было рискованно! А смелым Пер никогда не был, и он чувствовал нашу
ненависть, хотя и не до конца. Осознай он ее глубину, он не смог бы жить.
- Что ты сказал? Надпись в углу?
На лице учительницы появилось выражение наивного изумления, которое
иногда появлялось у нее, когда Пер чем-нибудь огорчал ее.
- Да, в углу. Там что-то написано. На стене в углу что-то написано,
сказал он и опустил голову, чтобы не встретиться с ней взглядом.
Он положил руки на стол и втянул голову в плечи, страшась того, что
сейчас последует. Мы увидели, как учительница поднялась, услышали шелест ее
черной юбки, кажется, я дальше не осмелился смотреть не нее. Я даже подумал:
как хорошо нам было минуту назад, хотя мы и не знали, почему должны бояться
господа.
Мы слышали, как грозные шаги приближаются к углу, скрытому за ширмой.
На мгновение мелькнули бледное лицо Гуннара, глядевшего на нас из темноты
угла, и голова учительницы, склоненная к стене. Она долго изучала надпись. И
вдруг отпрянула с коротким, но тяжелым вздохом. На этот раз мы внимательно
следили за тем, что происходило в классе: за ее взметнувшимися в неописуемом
ужасе руками, за отстегнувшимся от резкого поворота жабо. И запах каштанов!
Запах каштанов, захлестнувший нас. Длинные белые пальцы Гуннара теребили и
теребили его несчастные уши.
Бывают минуты как годы. Да, но минуты страшней, а еще страшней секунды.
Я готов на все. Не отлынивать от поручений, играть при гостях на пианино
одним пальцем, бояться и любить господа, не терять даром ни дня, чтить отца
своего и мать.
Бойся и люби господа. И вдруг меня осенило. Господь - это сама
учительница, вот она стоит на полу, дрожа в своей белой кофточке с жабо и со
сверкающей брошью. Я должен бояться ее гнева, любить ее улыбку, делать все,
чтобы она полюбила меня и одарила своим милосердием. О Яхве, спаси и помилуй
нас...
- Вы свободны, - прошептала она. - Можете идти... домой...
Где радостный гвалт и возня мальчишек, бросившихся к ранцам у стены?
Где победоносные крики, приветствующие час свободы? Мы словно онемели и
приросли к месту. Мы не могли уйти домой, так и не узнав, что же произойдет.
Только маленький Гуннар вышел из темного угла. И без всяких признаний
было ясно, что это он. Гуннар схватил ранец и пошел, но в дверях обернулся,
и опять его руки потянулись к ушам. Ранец висел на одном плече. На фоне
светлого дверного проема Гуннар показался нам огромным. Он с насмешкой
посмотрел на Пера. И не просто с насмешкой, а с презрением, и это
презрение - мы сразу почувствовали - относилось ко всем нам, к подневольным.